Александр Дюма - Изабелла Баварская
Король не ответил и снова повернулся к огню.
— Государь, — продолжал де Л’Иль-Адан, видя, что безумие мешает королю вникнуть в суть событий, о коих он собрался было ему поведать, — государь, герцог Бургундский просит вас проехать рядом со мной по улицам столицы.
Карл VI машинально поднялся, оперся на руку де Л’Иль-Адана и, не упорствуя, последовал за ним, — у несчастного короля не было больше ни памяти, ни способности здраво мыслить. Ему было все равно, что делается его именем и в чьих руках он находится. Равно он не знал, кто такие арманьяки, а кто — бургундцы.
Де Л’Иль-Адан со своей царственной добычей направился к Шатле. Капитан смекнул, что присутствие короля среди бургундцев послужит оправданием всего, что бы они ни предприняли; он передал своего пленника Лионне де Бурнонвилю, наказав строго следить за королем, оказывая ему, конечно, всевозможные почести.
Выполнив эту политическую акцию, он сел на коня и галопом помчался на улицу Сент-Оноре; у дверей дома арманьяков капитан спешился и тут услышал несшиеся из дома крики проклятия. Взбегая по лестнице, он налетел на человека, который шел ему навстречу, и не схватись они один за другого, оба непременно упали бы. Они тотчас же узнали друг друга.
— Где коннетабль? — спросил де Л’Иль-Адан.
— Я как раз ищу его, — отвечал Перине Леклерк.
— Будь проклят Ферри де Майи, он упустил добычу!
— Коннетабль не возвращался домой.
И оба опрометью бросились прочь, не разбирая дороги, — каждый в свою сторону.
Между тем кровавая резня продолжалась. Только и слышалось: «Смерть, смерть арманьякам, бейте их, бейте!» Целые корпорации школяров, буржуа, мясников высыпали на улицы; они врывались в дома, принадлежавшие приверженцам коннетабля, и рубили несчастных кто топором, кто мечом. Женщины и дети добивали тех, кто еще дышал.
Народ, сбросив ярмо, надетое на него коннетаблем, провозгласил прево Парижа Во де Бара вместо Дюшателя.
Новый магистрат, на глазах у которого происходила эта резня, не в силах остановить разбушевавшихся парижан, лишь приговаривал: «Друзья, делайте, что хотите». И началась настоящая бойня. Арманьяки укрылись в церкви приорства св. Элиния. Кто-то из бургундцев обнаружил укрытие и рассказал о нем своим товарищам. Чтобы защитить арманьяков, мессир де Вийет, аббат Сен-Дени, стал в дверях, одетый в священные одежды, со святыми дарами в руках, — но напрасно. Над его головой уже занесли обагренные кровью топоры, но тут подоспел сеньор де Шеврез, взял аббата под свою защиту и увел с собой. Его уход словно послужил сигналом к действию: в церковь ворвались бургундцы, и началось массовое убийство. Все кричали, в воздухе мелькали топоры и мечи, убитые грудами лежали в нефе, и из этого нагромождения тел ручьем лилась кровь, словно источник у подножия горы. Де Л’Иль-Адан, проходивший мимо, услышал страшные вопли и въехал на лошади на паперть.
— Прекрасно, — сказал он, видя парижан за «работой». — Лучше и не придумаешь, славные у меня мясники! Эй, ребята, не видали ли коннетабля?
— Нет! — отвечало сразу два десятка голосов. — Нет! Смерть коннетаблю! Смерть арманьякам!
И резня продолжалась.
Де Л’Иль-Адан повернул коня и поехал дальше искать своего врага.
Примерно то же самое происходило в башне дворца. Там укрылись, надеясь на спасение, несколько сотен человек. В центре с распятием в руках стояли епископы де Кутанс, де Бэйе, де Санлис и де Ксент. Приступ длился всего одну минуту; несмотря на град камней, осаждавшие взобрались по лестнице наверх и, овладев дворцом, вырезали всех, кто там находился.
Во время этой расправы от толпы осаждавших отделился какой-то человек — бледный как смерть, весь в поту, он едва переводил дух.
— Коннетабль здесь? — спросил он.
— Нет, — ответил кто-то из бургундцев.
— А где он?
— Никто не знает, мэтр Леклерк. Капитан де Л’Иль-Адан объявил, что тот, кто укажет место, где скрывается коннетабль, получит тысячу золотых экю.
Но Перине уже не слушал его, он бросился к одной из башенных лестниц, торопливо скользнул вниз и очутился на улице.
Близ монастыря Сент-Оноре была захвачена группа генуэзских стрелков, и несмотря на то, что они сразу сдались и им была обещана жизнь, всех их перебили. Генуэзцы на коленях молили о пощаде. Среди жаждавших крови только двое, с факелами в руках, никого не убивали — они лишь срывали с несчастных шлемы, пристально вглядывались в их лица и оставляли обреченных на растерзание тем, кто шел следом. Эту работу они проделывали с прилежностью, объяснить которую могла лишь неутомимая жажда мщения. Встретившись, они тотчас узнали друг друга.
— Где коннетабль? — спросил де Л’Иль-Адан.
— Я ищу его, — ответил Перине.
— Господин Леклерк! — позвал в это время чей-то голос.
Перине обернулся:
— Это ты, Тьебер? Чего тебе от меня нужно?
— Не могли бы вы сказать, где найти сеньора де Л’Иль-Адана?
— Я здесь, — отозвался капитан.
К нему подошел человек в испачканном известкой камзоле.
— Правда ли, — сказал он, — что вы обещали тысячу экю золотом тому, кто выдаст вам коннетабля?
— Да, — сказал де Л’Иль-Адан.
— Отсчитайте мне их, — сказал каменщик, — я укажу место, где он прячется.
— Давай твой фартук, — сказал де Л’Иль-Адан и бросил туда горсть золота. — Так где же он?
— У меня. Пойдемте.
Позади них раздался взрыв хохота; де Л’Иль-Адан обернулся, ища глазами Леклерка, но тот исчез.
— Скорей, — бросил капитан каменщику, — веди меня.
— Минутку, — остановил его Тьебер, — посветите мне: я сосчитаю деньги.
Дрожа от нетерпения, де Л’Иль-Адан приблизил к каменщику факел, каменщик пересчитал экю все до последнего и, увидев, что не хватает пятидесяти, сказал:
— Я недосчитался полсотни.
Де Л’Иль-Адан кинул в его фартук золотую цепь, которая стоила шестьсот экю, и они с Тьебером двинулись дальше.
Но их опередил Перине Леклерк.
Едва Леклерк заслышал о том, что капитан и Тьебер собираются заключить между собой кровавую сделку, он опрометью бросился в указанном направлении к дому Тьебера. Дверь была заперта изнутри; он воспользовался кинжалом как отмычкой, что уже однажды проделал, и дверь отворилась.
Во второй комнате послышался какой-то шум.
«Он там», — сказал себе Леклерк.
— Хозяин, это вы? — чуть слышно окликнул его коннетабль.
— Да, — отвечал Леклерк, — потушите свет, иначе вас заметят.
Через щель в перегородке он увидел, что коннетабль последовал его совету.
— А теперь откройте.
Дверь приоткрылась, и Перине набросился на коннетабля; тот вскрикнул: кинжал Леклерка пронзил ему правое плечо.
