Жюльетта Бенцони - Талисман Карла Смелого
– Неужели вы каждое утро ходите в церковь?
– В шесть часов утра я всегда в церкви Святого Августина, она от нас неподалеку. Для меня это очень важно. Я пропустила мессу один только раз, потому что опоздала. И на моих глазах в этот день убили госпожу де Гранльё, а меня похитили.
Мадемуазель Клотильда восторженно улыбнулась.
– Неужели? Как интересно! Я чувствую, нам будет о чем с вами поговорить. А относительно мессы вы просто договоритесь с аббатом Турпеном. Я собиралась сегодня пригласить вас вместе с госпожой де Соммьер на прогулку и показать окрестности. Мы поедем в коляске и заодно заглянем к аббату. С местным начальством вы познакомитесь на нашем празднике послезавтра. Если говорить откровенно, я с опаской думаю о том, что может случиться на этом празднестве! К нам приедут все сливки общества и… И все другие люди тоже.
– Другие?
– Ну, не воры, конечно, на этот счет не беспокойтесь. Хотя лица иных добрых христиан наводят меня на самые печальные размышления. Вот мы говорим, «сливки общества», а если хорошенько приглядеться, видно, что среди превосходных блюд попадаются продукты с гнильцой, и они сильно портят добротную стряпню. Богатство или прихваченная по дороге частичка «де» делают из них соль земли. Но сразу видно, что они не рождены из бедра Юпитера. Кстати, меня всегда занимал вопрос, почему глупышка Минерва выбрала такой неудобный способ появления на Олимпе? В ноге же нет ни одного отверстия. Куда почетнее было бы появиться изо рта, ноздри или уха! Ну, разве что она захотела сразу усесться у папочки на коленях…[41]…
Рассуждения милой Клотильды становились тише по мере того, как она удалялась от своих собеседниц, пока наконец не стихли в глубине дома. Обе ее слушательницы улыбнулись. Им не составило труда привыкнуть к невинному недостатку милой мадемуазель рассуждать о предметах, не имеющих ни малейшего отношения к теме разговора.
Небольшое чудачество обещало придать будущим беседам неожиданные повороты, а если разумно направлять его, то и любопытные результаты.
– При условии, – настойчиво повторила госпожа де Соммьер, – что мы не поставим ее в неловкое положение.
– Об этом и речи не может быть! – горячо подхватила Мари-Анжелин, но ее горячность вызвала у маркизы, до тонкости изучившей свою компаньонку, весьма серьезные опасения.
– Очень прошу вас, Мари-Анжелин! Я прекрасно знаю ваше умение загонять людей в угол, когда они, ни о чем не подозревая, благодушествуют. И делаете вы это с самым простодушным видом!
Подали коляску, больше похожую на кабриолет с удобными мягкими кожаными сиденьями, запряженную белой красивой лошадкой по имени Газель, от которой План-Крепен пришла в восторг. Лошадка напомнила ей детство, и госпожа де Соммьер, взглянув на раздувающиеся ноздри Мари-Анжелин, мгновенно догадалась, до чего ей хочется забрать вожжи из маленьких ручек в перчатках мадемуазель Клотильды и усесться на ее место. Маркиза, успокаивая План-Крепен, похлопала ее по руке, давая понять, что хорошо воспитанная гостья не должна спешить выражать свои желания, даже самые страстные. А их хозяйка, по своему обыкновению в бархатной треуголке, рассказывала тем временем, что предполагает им показать.
– Для первого раза я предлагаю вам объехать вокруг озера, оно самое большое в наших местах. Около шести километров в окружности, и я не устаю любоваться, как оно меняет цвета. То зеленое, то синее, то сине-зеленое. В такие ясные дни, как сегодня, оно напоминает гигантский изумруд. По воскресным дням на берегах очень оживленно, потому что озеро – настоящий рай для рыбаков. А внизу, в Мобюиссоне, есть чудная гостиница, где часто празднуют свадьбы, там можно хорошо посидеть и от души потанцевать.
– А зимой это озеро не выглядит уныло? – осведомилась Мари-Анжелин.
– Должна вам сказать, милая девушка, что у нас, в Юрских горах, уныло никогда не бывает. А уж на озере тем более! Наши великолепные ели, а я сейчас покажу вам самую большую из здешних – избавляют нас от печального листопада. Озеро становится серебряным, и на нем можно кататься на коньках. И еще у нас очень вкусная еда!
– В этом мы уже убедились, – поспешила вступить в беседу госпожа де Соммьер, твердо решив следить за «верным оруженосцем». – Думаю, летом у вас нескончаемый поток туристов.
– Нет, туристов не так уж много. Туристы предпочитают Альпы с их вечными снегами и Швейцарию, которая от нас в двух шагах. Так что если встречается здесь незнакомец, то в трех случаях из четырех – это контрабандист.
Маркиза от души рассмеялась.
– Надеюсь, вы ничего не имеете против контрабандистов? У нас с ними связи в самых высоких сферах, – добавила она.
– У вас, маркиза? Не могу поверить!
– Что поделать, нет в мире совершенства! Но хочу вас успокоить, наши знакомые работают на противоположном конце страны – в краю басков. Одна наша родственница, канонисса из Баварии, властной рукой управляет скотоводческой фермой и заодно контролирует деятельность банды, составленной из местных фермеров.
– Но вы сказали, что она канонисса, значит, должна каждый свой день посвящать молитвам, так ведь?
– Да, конечно. Но она вышла из положения, пригласив к себе бедную родственницу, и та молится за нее, живя словно в раю. Я надеюсь, я вас не шокирую своим сообщением?
Теперь мадемуазель Клотильда разразилась смехом.
– Нисколько, нисколько. Я бы даже сказала, что у меня отлегло от сердца. Принимать у себя такую знатную даму, да еще и князя! Признаюсь, я места себе не находила от беспокойства. Я ведь деревенская жительница и если чем и занята, то разве что красотами моего чудесного края.
– И, конечно, его историей? – задала вопрос План-Крепен, решив, что достаточно намолчалась.
– Конечно! Но тут я не отличаюсь от любой из наших жительниц. Наша история со всеми ее поворотами и сменами власти, а значит, и переменой нашей национальности, касается здесь каждого. В каждой семье среди предков найдешь бургундцев, швейцарцев, испанцев, имперских подданных, не дай Бог забыть наших графов де Шалон, ставших Оранскими-Нассау и теперь управляющих Нидерландами. В общем, мы довольны, став, наконец, опять французами, потому что можем быть тем, что мы есть на самом деле: франш-контийцами.
– И профессор тоже франш-контиец?
– Нет, профессор – особый случай. Контиец-то он контиец, бесспорно, но он еще и француз. Он храбро сражался во время войны, он предан Коллеж де Франс. И к тому же он ухитрился втиснуть между Франш-Конте и Францией еще и Бургундию.
– Великих герцогов Бургундии и Карла Смелого в том числе?
– Именно. Вам это покажется странным, но в наших краях многих по-прежнему завораживает его тень.
