Бернард Корнуэлл - 1356
— Хм, не знал.
— Говорят, из костей девственниц выходит лучшая сталь, но и без останков непорочных дев французским оружейникам удаётся выковывать превосходные нагрудники, о которые тупятся дешёвые английские наконечники.
Король кивнул. До него начало доходить, куда гнёт шотландец:
— По-вашему, мы сильно переоцениваем убойную силу английских луков?
— По-моему, сир, они способны превратить в кровавый кошмар конную атаку. Дешёвой стрелы достаточно, чтобы убить коня. Но пешему латнику стрелы не страшны. Пробьёт щит, а уже наплечник или шлем — едва ли. С тем же успехом англичане могут камнями в нас кидать.
Король задумчиво вертел в пальцах стрелу. Под Креси французы атаковали в конном строю. Стрелы убили тысячи лошадей за считанные минуты, и в последовавшей затем свалке погибли тысячи спешенных латников. А сами англичане сражались пешими. И были знамениты этим. Хотя так было не всегда. В Шотландии несколько десятков лет назад англичане налетели конной лавой на строй копейщиков, и после того разгрома более никогда не дрались в седле. Усвоили урок. Пожалуй, французам тоже не повредило бы сделать соответствующие выводы из прошлых поражений. Французское рыцарство воспитывалось в ключе того, что единственный приличествующий для благородного сословия способ атаки — верхом, на полном скаку, плотно спрессованной массой людей, коней и железа. Но Дуглас говорил правду. Лошади уязвимы для стрел. Так что, сражаться на своих двоих? Как англичане? Король протянул стрелу обратно Дугласу:
— Я подумаю над вашими словами. За совет спасибо.
Дуглас стрелы не взял:
— Оставьте её себе и победите завтра.
Король покачал головой:
— Не завтра. Завтра — воскресенье, церковь не велит проливать кровь. Кардиналы намерены поехать к принцу Уэльскому, я уверен, что он тоже присоединится к Божьему перемирию. Если, конечно, принц всё ещё на холме.
Дуглас едва сдержался, чтобы не выругаться. На его взгляд, один день недели был ничем не хуже другого, если речь шла об убийстве ненавистных англичан. Тем не менее, вслух шотландец произнёс иное:
— Когда вы одержите великую победу, сир, и привезёте принца в цепях на потеху Парижу, оставьте стрелу у себя. Пусть служит вам напоминанием о том, как англичан подвела вера во всемогущество их оружия, — он церемонно поклонился, — Желаю вам, сир, доброй ночи.
Король не отозвался, занятый думами о предстоящем сражении и мечтами о триумфе.
Рассвет затянул деревья туманом. С туманом мешался дым от костров, образуя серую пелену, в которой сновавшие люди казались призраками. Лошадь, сорвавшаяся с привязи, неторопливо брела вниз, к реке. Туман глушил топот копыт. Лучники доставали из шлемов и кошелей тетивы. Визжали по лезвиям мечей точильные камни. Разговоров слышно не было. Двое слуг пинками отшвыривали из-под копыт стреноженных коней жёлуди.
— Странно, да? — обронил Кин, — пони мы желудями кормим, а лошадей нельзя.
— Ненавижу жёлуди, — пробурчал Томас.
— Они — яд для лошадей, а для пони — лакомство. Никогда этого не понимал.
— Горькие они, чего тут понимать.
— Положи в текучую воду, — посоветовал Кин, — Когда вода станет бежать чистая, значит, горечь ушла.
Жёлуди трещали под подошвами. В ветвях дубов виднелись мотки омелы. Кин с Томасом шли к западному краю леса, и среди дубов начали попадаться орехи, дикие груши и можжевельник.
— Болтают, — сказал Томас, — что стрелой из омелы невозможно промахнуться.
— Интересно, как из омелы можно стрелу сделать? Это же не дерево, не куст, а дурацкое переплетение веток.
— Ну… выйдет очень короткая стрела.
Волкодавы ирландца бежали впереди, кружа и принюхиваясь.
— От голода они не умрут, — хмыкнул Кин.
— Ты их кормишь?
— Сами кормятся.
Они вышли из леса, протопали по лужку туда, где склон холма мягко переходил в речную долину, затопленную серебристой дымкой, из которой торчали верхушки деревьев. Где-то там, на дороге к броду, ночевал обоз. Западнее долины была ещё одна низинка. В Дорсете, подумал Томас, такие зовут «ложбинами». Ближайший склон покрывали виноградники, дальний, распаханный, полого переходил в широкое плоское плато.
— Где французы? — поинтересовался Кин.
— Бог весть. Близко.
— С чего ты решил?
— Тихо!
Ирландец умолк, и Томас ясно расслышал отдалённое пенье трубы. Он различил его мигом раньше, но решил, что ему чудится. Псы навострили уши, обратившись к северу. Томас пошёл на звук.
Англичане и их гасконские союзники разбили лагерь среди деревьев на широком некрутом косогоре высокого холма, с севера обрезанного рекой Миоссон.
Реши принц отступать и далее, через неё пришлось бы переправляться. Западнее имелся брод, а у аббатства — мост, но ни тот, ни другой не обеспечили бы достаточной скорости переправы целой армии, а риск подвергнуться нападению французов в момент, когда половина войска на одном берегу, а половина на другом, был велик. Так что, вероятно, отступление закончилось. Наверно. В пользу последнего говорило также то, что по краю леса на вершине были врыты стяги. Они тянулись с юга на север, отмечая места сбора латников. Труба не умолкала, и на её звук из леса стали выбираться англичане с гасконцами, тревожась, не знаменует ли протяжный вой атаку? Томасу бы надлежало идти к развевающемуся южнее флагу герцога Уорвика, вместо этого он продолжал идти на север. Ложбина находилась слева, круто обрываясь в Миоссон, там же, где шли Томас с Кином, уклон был почти незаметным. Лучник со студентом миновали чёрное с тремя белыми перьями знамя принца Уэльского. Склон, хоть и пологий, проходимостью похвастать не мог. Кроме рядов подвязанных лоз, его перегораживали живые изгороди с двумя проломами, в которые уходили глубоко прорезанные в грунте колеи тележных колёс. Из прорех выглядывали лучники. Ближайшие английские стяги трепыхались за их спинами шагах в пятидесяти.
Кин настороженно поглядывал на подтягивающихся из-за деревьев бойцов. Бойцов в латах и кольчугах, с топорами и клевцами, мечами и алебардами.
— Что, драка наклёвывается? — обеспокоился ирландец.
— Что-то определённо происходит, — нахмурился Томас, — Только что?
Труба провыла совсем близко. Лучники озаботились натянуть на луки тетивы и втыкали в землю перед собой стрелы, готовясь, на всякий случай, вести огонь.
— Оттуда звук идёт, — указал Кин на западный холм.
Томас там никого не видел пока. Двое всадников в ливреях принца Уэльского выехали сквозь одну прореху в живой изгороди и встали лицом на запад. Под стягами на опушке, похоже, уже собралось всё англо-гасконское воинство, и Томас начал подумывать о том, чтобы всё-таки двинуться к знамени Уорвика, но тут труба вновь подала голос — три протяжные ноты. Едва затихла последняя, на плоском холме с запада появился конник. До него было с полкилометра, может, больше. Облачённый в яркую хламиду, всадник поднял над головой белый жезл.
