Густав Эмар - Искатель следов
— Вы спрашивали, кто я! — вскричал Красный Кедр, подпрыгивая от ярости. — Да разве вы не узнали моего голоса, черт вас побери! Или вы, может быть, смеетесь надо мной?
— Я ни над кем не смеюсь, — отвечал твердым голосом Андреc, — но я не отворю вам дверь до тех пор, пока вы не скажете своего имени.
— Я вышибу дверь!
— Попробуйте, — крикнул ему гамбусино, — и тогда я, клянусь вам Богоматерью дель-Пилар, пущу вам пулю в лоб.
— Я — Красный Кедр! Теперь вы меня узнали, черт вас возьми? — послышалось из-за двери.
— Отлично, превосходно! Теперь я могу отворить дверь и впустить вас.
И гамбусино проворно отворил дверь.
Красный Кедр, рыча как дикий зверь, бросился в залу.
— А! — проговорил он, остановившись на пороге. — Что значит эта тьма? Здесь ничего не видно… Хоть глаза выколи!
— Caspita! — отвечал нахально Андреc. — Неужели вы думаете, что я по ночам не сплю, а любуюсь на луну? Я спал, compadre, в то время, когда вы так некстати подняли меня с постели своим адским стуком.
— Очень возможно, — продолжал скваттер, — но из-за этого вовсе незачем было держать меня так долго на улице.
— Осторожность — мать безопасности. Мы не можем пускать первого встречного к себе в ранчо.
— Отлично, так и следует… Но вы узнали же мой голос?
— Да, но я боялся ошибиться и поэтому я и требовал, чтобы вы назвали свое имя.
— Довольно, — остановил его Красный Кедр, которому, видимо, надоела эта бесцельная болтовня. — А где брат Амбросио?
— Кажется, здесь.
— А он не уходил из ранчо?
— Нет, если только не скрылся в ту минуту, когда вы входили.
— А куда и зачем он ушел?
— Не знаю, вы меня спрашиваете и я отвечаю.
— А почему он молчит, если он здесь?
— Может быть, он спит.
— Неужели его не разбудил этот шум?.. Этого не может быть.
— По всей вероятности, он крепко заснул.
— Гм! — пробормотал недоверчиво скваттер. — Зажгите-ка свечу.
Андреc Гарот высек огонь, и вскоре слабый свет осветил комнату.
Красный Кедр внимательно огляделся кругом.
Брат Амбросио исчез.
— Где же монах?
— Не знаю… ушел, по всей вероятности.
Скваттер покачал головой.
— Тут что-то не так, — пробормотал он, — тут кроется измена.
— Весьма возможно, — отвечал спокойно гамбусино.
Красный Кедр устремил на гамбусино глаза, сверкавшие от злости, и вдруг схватил его за горло.
— Отвечай, негодяй, — вскричал он, — куда девалась донна Клара?
Гамбусино тщетно пытался вырваться из рук скваттера, пальцы которого впивались ему в тело и сжимали его как тисками.
— Пустите меня, — прохрипел он, задыхаясь, — вы задушите меня.
— Где донна Клара?
— Не знаю.
Скваттер сильнее сжал ему горло.
— Так ты не знаешь? — продолжал допрашивать он гамбусино.
— Ай! — вскрикнул Андреc. — Говорю же вам, что я не знаю, где она.
— Проклятье! — заревел Красный Кедр. — Я убью тебя, мошенник, если ты не скажешь мне всей правды!
— Оставьте этого человека, я скажу вам все, что вы хотите знать, — твердым голосом сказал в эту минуту человек, внезапно появившийся на пороге ранчо.
Скваттер и гамбусино с удивлением повернулись к двери.
— Натан! — воскликнул Красный Кедр, узнав своего старшего сына. — Зачем ты явился сюда?
— Я сейчас скажу вам это, отец, — отвечал молодой человек, входя в комнату…
ГЛАВА XVII. Натан
Натан не спал, как это думала Эллен, когда она требовала, чтобы Шоу пожертвовал собою для счастья донны Клары.
Когда Шоу исчез в кустах, а Эллен, бросив вокруг последний взор, с целью убедиться, что все спокойно, вошла в шалаш, Натан осторожно встал, взял винтовку и направился по следам брата.
Таким образом, он скоро достиг одиноко стоящего домика, невдалеке от которого несколько человек вполголоса о чем-то разговаривали. Натан остановился и стал слушать. Но он был слишком далеко, и слова не долетали до него; тогда он лег на землю и ползком стал пробираться вперед.
Наконец он достиг группы деревьев, которые росли в нескольких шагах от того места, где стояли незнакомцы, разговор которых он хотел подслушать, и скрылся в кустах.
Люди, за которыми шпионил Натан, были: Валентин, Курумилла, Единорог, дон Пабло и отец Серафим. Через минуту они разделились на две группы. Валентин, Курумилла и Единорог пошли по направлению к прерии, а дон Пабло и отец Серафим, напротив, повернули к городу.
Валентин, проходя мимо купы деревьев, обратил на них внимание, а Единорог заглядывал даже в середину росших рядом кустов, но ни тот ни другой не заметили молодого человека и спокойно продолжали свой путь.
Оставшись один, Натан с облегчением вздохнул несколько раз и бросился вслед за доном Пабло и миссионером.
Так прошли они большую часть города, причем старший сын скваттера все время шел следом за ними.
Подойдя к довольно большому красивому дому на углу калле-де-ла-Мерсед и пласа-Майор, они остановились.
— Здесь, — объявил миссионер.
— Идем туда, — сказал дон Пабло.
Слабый свет пробивался сквозь окно в нижнем этаже.
Прежде чем войти в дом, миссионер и его спутник инстинктивно обернулись.
Натан прижался к стене соседнего дома. Они не заметили его. Отец Серафим постучал в дверь условленным сигналом. Дверь в ту же минуту отворилась.
Они вошли и сейчас же захлопнули за собою дверь.
Натан остановился посредине улицы и несколько минут пристально смотрел в окно, которое одно только и светилось в целом доме. Вскоре на занавеске замелькали тени.
— Хорошо, — прошептал сын скваттера, — я не ошибся… но каким образом дать знать мне старику, что голубка в гнезде?
Вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо.
Натан обернулся и в то же время невольно схватился рукой за кинжал. Перед ним стояла молчаливая и мрачная фигура, плотно закутанная в плащ. Американец вздрогнул.
— Проходите своей дорогой, — сказал он угрожающим тоном.
— Что вы здесь делаете? — спросил незнакомец.
— А вам какое дело! По улице можно ходить всем.
— Нет.
Слово это было произнесено глухим прерывающимся голосом.
Натан, сколько ни присматривался, не мог угадать, кто такой этот незнакомец, хотя и голос и манеры последнего ему были очень знакомы.
— Уходите-ка вы лучше отсюда, — сказал он, — если не хотите, чтобы была пролита кровь.
Вместо всякого ответа незнакомец взял в правую руку пистолет, а в левую — кинжал.
— А! — проговорил Натан, саркастически улыбаясь. — Значит, вы хотите драться.
— Я вас спрашиваю в последний раз, уйдете вы или нет?
— Да что вы, черт вас возьми, с ума сошли, что ли, кабальеро? Улица принадлежит всем, повторяю я вам. Это место мне нравится, и я останусь здесь.