Иван Дроздов - Баронесса Настя
— А так и понимаем: мы богаты: я, генерал, вы…
Банкир выпучил на генерала вдруг засветившиеся по–волчьи глаза. «Богатый?!» — кричал его взгляд.
— Вместе мы дадим сто миллионов рейхсмарок, — продолжала Кейда.
— Сто миллионов? Такие деньги! У вас они есть?
— Есть, есть! Моя доля — тридцать четыре миллиона, ваша — тридцать три, и столько же вложит генерал.
— Генерал?..
Фон Линц растерялся, но за него ответила Кейда.
— Генералу я даю в долг. Вот нас и трое… Итак, мы создаём фонд.
Она поднялась и над столом банкира выбросила руку:
— Хайль Гитлер!
Повернулась спиной к банкиру и пошла к двери. И уже отсюда сказала:
— Я пришлю юриста. Вот с ним оформите документы.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Колесо истории наматывало дни и часы 1945 года. Даже солнце, казалось, спустилось с небес и дышало с востока протуберанцами гнева. Полки русской армии слились в сплошной океанский вал, и слова предвоенной песни «Гремя огнём, сверкая блеском стали…» звучали пророческой явью. Поднятый в начале войны меч Александра Невского и Дмитрия Донского неотвратимо опускался на голову агрессора.
Гитлер, которого весь мир теперь признавал сумасшедшим, выступил с последним радиообращением:
«Я надеюсь, что каждый немец сделает всё от него зависящее для исполнения своего долга. Вы приняли достойно все муки, которые на вас обрушились. Я призываю всех здоровых немцев отдать свои тела и жизни Германии. Я призываю каждого фермера напрячь каждый нерв, но дать хлеб солдатам и рабочим. Я призываю всех женщин и девушек поддержать святую борьбу с той же предельной самоотверженностью, которую они столь долго демонстрировали. Я обращаюсь особо к германской молодежи. Пока мы стараемся сохранить нашу здоровую общность, мы имеем шанс с чистым сердцем предстать пред всемогущим Богом и надеяться на его благословение. Больше этого никакая нация сделать не может».
Крошечные городки в долине Швабского Альба притихли, замерли. Голод и холод душили немцев.
Кейда почти не сидела дома и на телефонные звонки нуждавшегося в ней Ацера не отвечала. И на призывы Роберта явиться в замок Мальтийского командора тоже не отзывалась. Павел Николаевич снабжал её информацией;
готовят операцию с переводом денег и сокровищ Вольфсона, Когда и куда — неизвестно.
Ацер налаживал эвакуацию русских учёных. Но тоже — неизвестно, куда.
Генерал фон Линц, казалось, никогда не испытывал такого вдохновения, как теперь. Он знал: от любой напасти его прикроют московские друзья. Благодаря заботам Кейды его семья жила теперь в тепле и довольстве.
Фонд помощи фронтовикам был создан, из него получили средства многие инвалиды войны, Кейда в сопровождении генерала объехала на машине, катере, облетела на самолёте едва ли ни всех калек, вернувшихся с фронта, всем помогла, в каждого вдохнула бодрость.
Генерал не отступал от неё ни на шаг. Ещё тогда, выйдя из банка Вольфсона, он сказал:
— Этот упырь, попытается убрать вас с дороги, но мы с Анчаром его замыслы поломаем.
Он не мог сказать Кейде, что есть у него и другая причина оставаться при ней неотлучно, — влюбился генерал в неё без памяти, влюбился так, что теперь и жизни для себя иной не знал, как только оставаться с ней рядом, видеть её каждочасно, каждоминутно, — видеть, слышать и служить ей, пожалуй, с ещё большим рвением, чем служил хозяйке Анчар.
Несмотря на внешнюю свою грубоватость и бесцеремонность, и привычку властвовать, генерал робел в присутствии Кейды, и не то, чтобы открыть ей свои чувства, он даже и боялся их чем–нибудь выдать. В случае же отпора он бы оказался в непереносимом для его чрезмерного самолюбия положении, сердце его улавливало мраморный холодок Кейды, равнодушие к его сердечному пожару. Порой, кажется, она вообще его не замечала. Это обстоятельство имело и положительную сторону, оно создавало для фон Линца поле свободной и безмятежной жизни.
Семья его теперь была сыта, продукты он привозил на самолёте из Швейцарии, — и даже свежие яйца, свежее молоко и горячие булочки покупал детям, и нанял для них гувернантку и учителя музыки. Все долги он выплатил и самолёт у Ацера, и геликоптер выкупил, в деньгах генерал не нуждался и за эту свою свободу благодарил Кейду, своего ангела, свою покровительницу.
Кейда часто куда–то пропадала, генерал тогда заходил к Вильгельму, и они подолгу сидели у камина, играли в шахматы, вспоминали фронтовые дни.
— Вильгельм, откупорь бутылочку, — что ты, в самом деле, не монах же ордена капуцинов?
— Вино — яд, а ядом я друзей не угощаю, — урезонивал её каждый раз страшными словами молодой барон. При этом он вспоминал сцену, которая перевернула всю его жизнь.
Это произошло в тот день, когда они рассчитались с долгами, и Кейда, потратив деньги, как он думал, из своего наследства, оставила замок за ним, Вильгельмом. В тот день Кейда, положив ему руки на плечи и пристально посмотрев в глаза, сказала:
— Вильгельм, ты мне очень дорог. Можешь выполнить одну мою просьбу?
— Я сделаю для тебя все, что пожелаешь!
— Не пей! Не надо больше пить.
Вильгельм привлек её голову к своей груди, поцеловал волосы и проникновенно проговорил:
— Клянусь, отныне — ни капли!
И потом, продолжая смотреть ей в глаза, добавил:
— Функи умеют держать слово.
Вильгельм тогда тоже не мог сказать, что Кейду он любил не только как сестру. Для него она была идеалом женщины, эталоном красоты и обаяния. Он тоже потерял голову и ревновал её к каждому, кто к ней приближался. Генералу однажды сказал:
— Я вызову вас на дуэль.
— Не волнуйтесь, мой друг, — ответил генерал. — Кейда — богиня, а боги плотских влечений не знают. Они любят всех, но сердца своего не отдают никому.
Вильгельм согласно кивал головой.
У Павла Николаевича и фрау Мозель родился сын, они назвали его в честь отца — Пауль и были счастливы.
Кейда, невзирая на ревность глухо урчащего Анчара, любила нянчить Пауля, нежно прижимала к груди головку младенца, миловала его, целовала.
Однажды в такую радостную для неё минуту Павел Николаевич сказал:
— Скоро Ацер позовёт вас и Пряхина в пыточный бункер. Он решил сбросить в преисподнюю генерала фон Линца,
— Фон Линца? В преисподнюю? Не понимаю вас, Павел Николаевич.
— Мой прибор дважды улавливал слово «пыточная». Похоже, братья–каменщики казнят там отступников. Да вот… Включаю…
Прибор захрипел и Кейда услышала:
— «…генерала в преисподнюю… Или ты возражаешь? Может, ты намерен простить отступника?»
Кейда похолодела. Генерал у них был один — фон Линц!
