Иван Дроздов - Баронесса Настя
Стол был овальной формы, все Линцы сидели просторно, и фрау Кристи показала на стул рядом с генералом. Кейда машинально взяла в руку вилку, в другую нож и, оглядывая детей, похожих на цветочки, улыбнулась, чуть заметно кивнула им, словно говоря: «Я очень рада знакомству с вами, мы будем друзьями, верно?» Дети тоже отвечали улыбкой, но какой–то печальной, не детской, и Кейда заметила это, и вдруг заметила, что они бледны, худы, и глаза их грустны. Потом она обратила взгляд на тарелки. На каждой из них, и на её тоже, была положена запечённая картофелина, а на тарелках хозяина и фрау Кристи — по половинке. Не было ни хлеба, ни соуса, ни овощей.
Кейда, однако, сделала вид, что ничто её не смущает, — неторопливо нарезала картофель на мелкие кусочки.
— Простите, фрейлейн, — сказал фон Линц, — вот такой у нас стол.
Кейда ничего не ответила, она лишь ниже склонилась над тарелкой, сосредоточенно ела. Много месяцев она жила в Германии, слышала не однажды, что немцы в тылу голодали и что район Боденских Альп страдает особенно жестоко, но в лицо она голод ещё не видела. И вдруг, — в доме Линца, боевого лётчика, генерала…
Из хрустального, серебром отороченного кувшина фрау Кристи разливала бледно–розовую воду. Она оказалась подслащённой, но вкуса сахара Кейда не почувствовала, и никакого запаха влага не издавала. Это была вода с сахарином, производившимся в Германии для бедных и голодающих. Дети пили охотно, не без удовольствия и всё время поглядывали на Кейду, словно спрашивая, — ну, как, — нравится наша еда?
После ужина детей повели спать, и генерал с Кейдой остались одни. И долго молчали. И даже ради этикета генерал не сразу заговорил с гостьей, а некоторое время в тягостном раздумье смотрел куда–то в сторону, но потом резко вскинул голову.
— Да, любезная фрейлейн, так мы живём, и выхода из своего дикого положения я не нахожу.
— Вам бы работать. Вы не пробовали?
— Что толку в работе! В армии ещё пока кормят, но из армии меня Гитлер уволил. Внял какой–то клевете, уж какой — неведомо, а только ясное дело: напраслину возвели. А тут… ну какая тут работа? Ацер содержания не даёт, а в другом каком месте — что толку? У вас люди работают, а плату за труд и им не дают. Вы ведь знаете, конечно, ваши тоже голодают.
Генерал распалялся в разговоре, всё больше входил в раж.
— Один только Вольфсон живёт припеваючи. Да Ацер, ваш кузен, тоже. Остальные бедствуют. Довоевались.
— Мне говорили, когда у нас была Украина, хлеб и масло, и сало свиное везли оттуда.
— Было, да всё сплыло. На беду и брат мой на фронте погиб, и жена его померла. Всё как–то вдруг на меня свалилось.
Он сделал над собой усилие, расправил плечи. Глаза его сузились, потемнели.
Моя стихия — бой, атака, и всегда победа. Но здесь… судьбе угодно меня унизить. Даже Ацер, эта тыловая крыса, загнал меня в угол. Мой дом заложен, как и ваш замок, помощи ниоткуда нет, я в отчаянии… И — простите: зачем я вам жалуюсь! Веду себя, как слизняк, неблагородно, чёрт побери! Он вдруг поднялся и отошёл к шкафу, на открытой дверце которого висел его мокрый китель. На нём матовым серебром светились два железных креста и ещё три каких–то ордена. Кейда подошла к нему, коснулась рукой плеча.
— Мы с вами фронтовики, кавалеры боевых орденов. Я помогу вам, если позволите.
— Помощи не приму, а вот если дадите работу…
— Кажется, ваш брат до войны был лесничим?
— Лесничим нет, у него не было образования, но за ним была должность лесника и объездчика, баронские леса и угодья стерёг.
— Не смею вам предлагать такую роль, — вы генерал.
— Отчего не смеете, — предлагайте! Я генерал, но и генералы есть хотят.
— Нет–нет, я вам другое дело предложу: обучайте меня вождению самолёта. И возить меня будете… куда захочу.
— Возить?.. Я у Ацера эту службу справляю.
— Но вы же сказали: Ацер содержания не даёт.
— Детали к самолёту покупает, двигатель купил.
— Вернём Ацеру деньги.
— Вернуть деньги? Но вы, милая фрейлейн, может, не знаете: вы и сами в трудном положении, тень Вольфсона будто бы и на вас легла.
— Эго мои проблемы. Вы только согласие дайте, я очень хочу научиться летать.
Генерал, осмыслив предложение, поднялся, принял стойку «смирно».
— Готов служить вам, как ваш верный Анчар. А теперь — извините, уже поздно, а дождь всё льёт и льёт. Позвоните фрау Мозель и оставайтесь у нас на ночь.
Кейда не долго думая с благодарностью приняла приглашение.
Утром завтрака не было. Видимо, и картофель весь вышел. Хозяин в парадной генеральской форме ждал Кейду в столовой. Фрау Криста вычистила и выгладила платье гостьи, и Кейда не заставила себя ждать. Вышла нарядная, весёлая, будто и не заметила, что завтрака нет и в семье Линца наступил настоящий голод.
— Мой генерал! — сказала она весело. — Вы позволите мне так называть вас?
— Мне чрезвычайно льстит такая дружественность обращения, — Генерал поцеловал Кейде руку. — Жду приказаний.
Кейда направилась к выходу. Дворик перед домом был чист и ухожен, над клумбой цветов хлопотала фрау Кристи. Кейда подошла к ней.
— Что дети, они спят?
— Да, госпожа баронесса. Дети спят.
— Мы далеко от замка?
— Нет, мы поедем на катере, а там раздобудем машину, — ответил генерал.
Дом Линца стоял на берегу озера. В крохотной рукотворной бухте был построен дощатый причал, к которому прилепился белый, как чайка, катер.
— У вас много транспорта, — и самолёт, и катер…
— Всё есть, и всё не моё. Третьего дня Ацер приказал оставить в его гараже автомобиль, запер мой геликоптер, — всё пошло под залог. Дорог бензин нынче.
— Сколько вам нужно денег для погашения долгов?
— Ой–ой!.. Сумма очень большая. И за транспорт, и за дом, и даже за землю, — всё перешло в собственность Вольфсону. Пока я воевал… Но помилуйте! Что я жалуюсь? Вильгельм мне говорил, что все Функи, кроме, конечно, Ацера, тоже в долгах.
— И всё–таки, — сколько вы должны Вольфсону?.. И Ацеру?
Генерал назвал сумму.
— Поедемте в банк к Вольфсону, — сказала Кейда.
Плыли по верхнему рукаву Боденского озера. Было тихо и солнечно, ласковый ветерок тянул с обширного зеркала воды. Ничто не напоминало о вчерашнем бешенстве природы.
— Вольфсон, верно, очень богат? — заговорила Кейда, сидя рядом с генералом, управлявшим катером.
— Вольфсон?.. О-о… Вам надо знать его силу: у него в кармане вся округа. Дома тут у многих людей заложены, земельные угодья перетекли к нему, и он сдаёт их в аренду; кого ни возьми на сто километров в округе, — все должны Вольфсону, все от него зависят и боятся больше, чем русского Ивана.
