Генри Хаггард - Священный цветок
В таких посещения Калуби сопровождали избранные юноши, из которых всегда несколько погибало. Оставшихся невредимыми после шести посещений назначали к особым испытаниям до тех пор, пока их не оставалось только двое; последних объявляли «миновавшими бога» и «принятыми богом». Они пользовались большим почетом (как, например, Комба), и после смерти Калуби один из них занимал его место, сохраняя его в течение десяти лет, а иногда и дольше.
Я спросил миссис Эверсли, посещал ли когда-нибудь Мотомбо бога. Она ответила, что Мотомбо делал это один раз в пять лет. В таких случаях он после многих таинственных церемоний проводил во время полнолуния целую неделю в лесу. Один из Калуби рассказывал ей, что видел Мотомбо и бога сидящими рядом под деревом, обняв друг друга, и «разговаривающими, как братья».
За исключением еще нескольких рассказов о почти сверхъестественной хитрости Мотомбо — это все, что я узнал о нем.
Однако я должен упомянуть еще кое о чем в связи с рассказом Бабембы. Мне кажется, что понго пускали в лес пленников других племен для того, чтобы их бог мог позабавиться убийством. Такова была участь, на которую были обречены и мы, согласно обряду понго.
Пройдя через сад, мы достигли «Полянки упавшего дерева», где нашли шкуру зверя в том виде, в каком оставили ее, только несколько уменьшившейся в объеме.
Она, по-видимому, была посещена целой ордой лесных муравьев, которые, к счастью для Ханса, выели из нее все остатки мяса, оставив самую кожу абсолютно нетронутой, я полагаю потому, что она оказалась для них слишком твердой. Я никогда не видел более чистой работы.
Кроме того, эти маленькие трудолюбивые создания съели и самого зверя. От него ничего не осталось, за исключением чистых белых костей, лежащих в том же положении, в каком мы оставили его ободранную тушу. Эта мириадная армия съела все мясо, атом за атомом, и бесследно скрылась в глубине леса.
Как мне хотелось взять с собой огромный скелет гориллы, в добавление к моей коллекции трофеев; но это было невозможно. Брат Джон сказал, что любой музей предложил бы за него несколько сот фунтов, так как вряд ли где-нибудь есть экземпляр, подобный этому. Но скелет был слишком тяжел. Все, что я мог сделать, — это запечатлеть в своем уме его особенности путем внимательного осмотра его могучих костей. Кроме того, я вынул из его правой руки и сохранил на память пулю, которую всадил в нее, когда она держала Калуби. Пуля, раздробив кость, застряла в ней, но не сломала ее.
Мы отправились дальше, захватив с собою шкуру бога, голова, руки и ноги которого были предварительно набиты влажным мхом, с целью сохранить их форму. Эта ноша была не из легких, по крайней мере так говорили брат Джон и Ханс, несшие ее на сухой ветке. Об остальной части нашего путешествия к берегу вод, омывавших вход в пещеру, я могу сказать то, что, несмотря на тяжелую ношу, нам было значительно легче спускаться с крутого склона горы, нежели подниматься на него без последней. Однако мы продвигались вперед очень медленно и когда наконец достигли кладбища, до заката солнца оставалось не более часа. Тут мы сели отдохнуть и поесть, а также обсудить наше положение.
Что было делать? Перед нами лежало водное пространство, но у нас не было лодки, чтобы переправиться на противоположный берег. А что это был за берег? Пещера, где, словно паук в паутине, сидело создание, казавшееся человеком лишь наполовину.
Мы хотели перетащить через лес лодку, в которой переправлялись на Остров Цветка и обратно. Но эту мысль пришлось оставить, так как были бы не в состоянии протащить эту выдолбленную из целого бревна лодку на расстояние более пятидесяти ярдов.
Что же оставалось делать? Переправиться вплавь было невозможно из-за крокодилов. Кроме того, из всех нас умели плавать только я и Стивен. Для постройки же плота у нас не было подходящего материала.
Я позвал Ханса и, оставив всех на кладбище (мы знали, что там они в полной безопасности), мы отправились к берегу, прячась из предосторожности за покрывавшие его камыши и мангиферовый кустарник.
Жаркий день клонился к концу. Небо заволакивалось черными тучами, предвещавшими большую грозу.
Мы смотрели на темную тинистую воду, на крокодилов, дюжинами сидевших у берега, вечно чего-то ожидая, и на противоположную отвесную скалу с черневшим в ней входом в пещеру. Эта скала, вместе с омывавшими ее водами, насколько мог охватить глаз, уходила вдаль. Очевидно, единственный для нас путь лежал через пещеру, так как канал, через который Бабемба достиг большого озера, был теперь непроходимым. Мы искали какое-нибудь у павшее дерево, на котором можно было переправиться на противоположную сторону, или сухой тростник и хворост, из которых можно было бы сделать подобие плота, но ничего не находили.
— Если мы не добудем лодки, нам придется остаться здесь, — сказал я Хансу, сидевшему со мной под прикрытием камышей почти у самой воды.
Он ничего не ответил.
Я задумался и почти бессознательно начал смотреть на некоторого рода трагедию, разыгравшуюся в мире насекомых. Лесной паук очень крупной породы протянул между двумя камышинками огромную паутину величиной с раскрытый дамский зонтик. Среди этой паутины, нижняя часть которой почти касалась воды, сидел он в ожидании добычи, как крокодилы, подстерегавшие кого-то на берегу, как большая обезьяна, подстерегавшая Калуби, как Смерть, подстерегающая Жизнь, как Мотомбо, подстерегавший кто знает кого в своей пещере.
Больше всего этот черный паук с белым пятном на голове походил на Мотомбо…
Потом разыгралась трагедия.
Большая белая ночная бабочка, порхавшая с камышинки на камышинку, запуталась в нижней части паутины, всего лишь дюймах в трех от воды. Паук тотчас же бросился на нее и обхватил несчастную жертву своими длинными ногами, чтобы не дать ей биться.
Потом, спустившись ниже, он начал обволакивать ее паутиной.
Вдруг из тихой поверхности воды высунулась голова очень большой рыбы, которая преспокойно схватила паука и исчезла с ним в глубине, утащив за собою часть паутины и тем самым освободив ночную бабочку. Она упала на кусочек дерева и уплыла на нем.
— Баас видел это? — спросил Ханс, указывая на разорванную паутину.
— Пока баас сидел, задумавшись, я молился покойному отцу бааса, и он послал нам из Огненного Места знамение.
— Какое знамение? — спросил.
— Вот это самое, баас. Паутина — это пещера Мотомбо. Большой паук — сам Мотомбо. Белая бабочка — это мы, баас, запутавшиеся в паутине.
— Прекрасно Ханс, — сказал я, — но кто эта рыба, проглотившая паука и освободившая бабочку?
