Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)
– Ты ничего не напутала? – спросил я, потому что слова эти вызвали во мне недоумение. – Ты правильно перевела?
Та кивнула. Ее голову украшали синие и золотые бусины, переплетающиеся с толстыми косами и составляющие с ними единое целое. Девушка вновь повторила те же слова.
Я молча покачал головой и погрузился в раздумья. «Воистину невежественны эти критяне при всем их хитроумии. Пусть эта жрица – величайшая из жриц всего мира, пусть нет среди них никого выше ее по рождению, пусть она всех ближе к богине. Но она – женщина. И пусть это отрицают даже десять тысяч критян. Она – женщина, это столь же верно, как то, что я мужчина. Я знаю».
Я поглядел на святилище. Она села, застыв, подобно изваянию из золота и слоновой кости. «Что с ней будет? – подумал я. – Вечноживущие боги не позволят людям такого неблагочестия. Не пощадят они и ее молодости, не в их это обычае. Но кто может спасти ее? Она слишком вознеслась над людьми». Танцоры повернулись и разошлись по краям арены. Пропела труба. В стене напротив нас открылась огромная дверь, из которой появился бык.
Это было божественное животное; белая, с каштановыми подпалинами шкура покрывала могучий торс на коротких ногах. Из широкого лба росли длинные рога, как и у всей его породы. Они загибались вверх и вперед, а потом уходили назад. Во всю длину их покрывали золотые и красные полосы.
Коринфянин стоял лицом к быку на противоположной стороне арены, спиной к нам. Он поднял руку в приветствии – жестом благородным, полным изящества и отваги. Тут танцоры начали двигаться вокруг быка, как звезды вокруг неподвижной земли; начав издалека, они приближались к зверю. Сперва он не обращал на них особого внимания, лишь время от времени поглядывал огромным глазом. Наконец дернул хвостом и нервно переступил.
Музыка убыстрилась; танцоры приближались к зверю. Теперь они ласточками проносились вокруг быка… ближе… ближе и ближе. Он опустил голову и провел по земле передним копытом. Ну а потом показал, какой он дурак. Трезенский бык просто наметил бы себе кого-нибудь одного и принялся гоняться за ним. Этот же провожал взглядом очередного танцора, подбираясь, чтобы броситься, потом словно говорил себе: «Ох, опоздал» – и вновь принимался озираться с бестолковым видом. Танцоры уже замедлили кружение и приступили к игре. Сначала один, потом другой замирал перед его мордой, а затем уклонялся от зверя, предоставляя его следующему акробату. Чем отважнее танцоры, тем больше они работают с быком – так лучше для них самих. Зверь сильнее, но он один, а их четырнадцать. Он может устать первым, если они постараются.
Так дело и шло, наконец бык ощутил некую раздражительность, он как будто сказал себе: «Так-так, а кто заплатит мне за эти шуточки?» И в этот миг коринфянин выскочил перед быком и протянул вперед обе руки; кружение немедленно остановилось.
Он уверенно побежал к насупившемуся быку. Такие прыжки мне нередко приходилось видеть на Бычьем дворе. Но там они были неправдоподобны; теперь же он плясал перед живой тварью: ухватившись за рога, он взмыл вверх вслед за ними, следуя движению быка, а потом разжал ладони. Быку не хватило ума попятиться и подождать; он бросился вперед, ощутив, что его рога освободились. Прыгун же описал в воздухе красивую линию, повторяющую очертания напряженного лука, и стройные ноги его коснулись широкой спины быка, чтобы вновь подбросить коринфянина в воздух. Он прыгнул, но это был не простой прыжок – коринфянин завис над быком, словно стрекоза над камышами, дожидаясь, пока тот сам выбежит из-под него. Он приземлился на две сведенные вместе ноги и прихлопнул по руке страхующего – из вежливости, потому что в поддержке не нуждался. А потом в пляске понесся прочь. Из птичника донеслись визгливые восторги и воркование, мужи разразились одобрительными криками. Я же втайне опустил правую руку к земле и шепнул, скрывая свои слова за шумом: «Отец Посейдон! Сделай из меня прыгуна в игре с быком».
Танцоры вновь начали кружить. На цыпочках, вытянув вперед руки ладонями вверх, к быку подошла аравитянка, с кожей цвета темного меда и длинными черными волосами. Стан ее был прям, как стрела, такая осанка бывает у женщин, привыкших переносить тяжести на голове; уши ее оттягивали золотые диски, отбрасывавшие солнечные лучи. Блеск этих белых зубов я помнил по Бычьему двору. Это была дерзкая и насмешливая девица, но в тот миг она выглядела спокойной и гордой.
Ухватившись за рога, она подпрыгнула вверх. Но, быть может, в тупой бычьей башке зародилась какая-то мысль, или же хватка ее была не столь уверенной, как у коринфянина, – бык не поднял морду кверху, а мотнул головой в сторону.
Девушка упала на лоб зверю, но все-таки уцепилась за его рога и обезьяной повисла у него на носу, скрестив ноги на подбородке зверя. Бык закружился, тряся головой. Со скамьи, где сидели мужи, послышались негромкие перешептывания, женщины замерли. Я поглядел на высокое святилище, но золотая богиня оставалась недвижной, а накрашенное лицо словно застыло.
Танцоры кружились, хлопали в ладоши и щелкали пальцами, чтобы отвлечь быка. И все же мне казалось, что они не усердствуют и могли бы сделать больше. Я стучал кулаком, бормоча:
«Ближе! Ближе!» – пока сосед не сказал мне:
– Эллин! Держи свои руки при себе!
Оказалось, что я стучу по его колену.
– Но бык ведь убьет ее! – бросил я. – Он раздавит ее об ограду.
– Да-да, они не хотят стараться ради нее, – отвечал мой сосед, не отводя от арены глаз. – Эта аравитянка своей надменностью нажила себе врагов.
Бык разыскивал ограду, но длинные волосы девушки закрывали ему глаза, кроме того, она дергала плечами, чтобы ослепить его. Я проговорил едва дыша:
– А коринфянин не может помочь?
Он отвечал, склонившись вперед:
– Это дело страхующего, а не прыгуна. Зачем ему это? Коринфянин не работал с ними.
И в этот самый момент коринфянин бросился вперед, подбежал слева к быку, уцепился за рог и повис на нем. Хватка девушки ослабла, она упала на арену, вскочила на ноги и побежала.
Я заметил, как внимательно огляделся вокруг коринфянин перед прыжком. Юноша возле меня вскочил на ноги, что-то выкрикивая на своем родном языке, кажется родосском. Нетрудно было понять, что он ругался. Я и сам кричал. Никто не способен долго продержаться в том положении, в котором оказался коринфянин, если только быка не ухватят за второй рог. Он на это рассчитывал, однако все оставались на месте.
Наконец к быку подбежал кто-то из юношей и, прыгнув, попытался схватить его за второй рог. Однако было видно, что сделал он это лишь со стыда, а не от души. Поэтому он опоздал. Бык уклонился от него и, опустив голову набок, копытом сбил с нее коринфянина. Потом коринфянин снова взмыл в воздух, но не в полете, а пронзенный рогом, угодившим ему прямо в живот. Не знаю, кричал он или нет, шум вокруг перекрывал все. Наконец тело свалилось с рога и осталось лежать с окровавленной раной посередине. Бык наступил на него и отправился прочь. Музыка смолкла, танцоры замерли. Глубокий вдох и ропот обежал всю галерею.
