Михаил Голденков - Огненный всадник
— Похвально, что не забыли латынь, пан Хломада, — продолжал хитро улыбаться Михал, — но это по-латыни лук, а по-нашему — испанское земляное яблоко. Согласитесь, «испанское земляное яблоко» звучит длинно, а «бульбус» короче и красивей. Тем более что мой бульбус растет, как и лук, в земле.
— А как его есть? — поинтересовался Степан.
— Просто. Обдирайте обугленную шкурку, сыпьте солью из солонки и ешьте. Я купил их в Италии, где был недавно. Испанец, угощавший меня этим бульбусом, предпочитал варить этот овощ в воде в котле, но бульбус можно и печь в золе. Что мне нравится куда больше. Готовится быстро и, как видите, несложно.
Михал подул на горячий клубень, убедился, что тот уже немного остыл, быстро ободрал черный угольный слой. Оказалось, что внутри этот овощ желтый, полый и мягкий, даже рассыпчатый. Степан и Хломада также очистили свои клубни и, посыпав солью, осторожно откусили.
— О! Вкусно! — обрадовались они.
— Я бы назвал это не земляным, но волшебным яблоком Радзивиллов! — улыбнулся Степан.
— Вот прогоним московитов, я еще мешок куплю, — кивал своими длинными локонами Михал, — этот овощ испанцы завезли из Вест-Индии. В Европе это большая редкость.
— Так зачем все время покупать, ведь можно и самому ее разводить! — по-крестьянски практично рассудил Хломада. — Зачем покупать? Посеять в огороде, и все дела!
— Посеять? — Михал пока даже не думал об этом.
— Так, пан Михал, — кивнул Степан, — взять семена и посеять у нас. Чем мы не Вест-Индия! — и он весело рассмеялся.
— Но у бульбуса нет семян, — удивленно покрутил в руках кусочек недоеденной картофелины Михал.
— Ну, как же! — усмехнулся Степан. — Должны быть семена. У луковицы тоже внутри семян нет, и у морковки. Но их ведь сажают!
Михал смущенно улыбнулся. Он практически ничего не знал о том, как выращивать овощи.
— Добре, — Михал вновь кивнул своей шевелюрой, — надо распорядиться, чтобы посеяли.
Вдруг в гостиную без стука ворвался человек в желтом кожаном мушкетерском камзоле, с саблей на боку и в широкополой шляпе. Это был бурмистр замка Ян Ганович. Вид у него был взволнованный, но радостный.
— Пан Михал! Московцы ушли! — объявил он, разводя в стороны руки, словно объявляя начало театрального представления.
— Как? — все встали.
— Так! Ушли! Их нет в городе, похоже. Снялись и уехали!
— Может, спрятались? — удивился Хломада.
— Нет, мы видели, как они снимались и спешно уезжали. Пару часов назад.
Хломада и Степан издали радостный возглас, обнявшись.
— А ну, седлать коней и опустить мост! — приказал Михал и схватил с маленького столика свой ремень с саблей. — Надо сделать вылазку и самим все увидеть. Я так и знал, что долго они здесь не пробудут. Кишка тонка!
Картина, увиденная Михалом в городе, разом его отрезвила, повергнув в смятение. Несвиж лежал в руинах, а холодный, уже почти ноябрьский ветер гонял по опустевшим улицам сухие листья, в то время как деревья стояли почти голыми, усугубляя печаль общего пейзажа с полусожженны-ми либо сожженными до основания хатами. Уцелевшие дома можно было пересчитать по пальцам. Людей на улицах видно не было, лишь вороны да галки рыскали среди жухлой серо-желтой травы. Иногда, поджав хвост и уши, словно понимая, что идет война, пробегали бездомные псы, ищущие себе пропитание. Порой конный отряд князя проезжал мимо неубранных трупов, сваленных в придорожную канаву, среди которых по лаптям защитники замка определили и несколько московских пехотинцев, странным образом не похороненных по-христиански, причем один из них лежал с мушкетом. Похоже, уходившие враги спешили, бросая все как есть. Вдруг впереди на дороге Михал увидал мужчину и женщину, судя по одежде — местных жителей. Мужчина тащил на спине мешок. Михал окликнул их, но те, похоже, приняли всадников за московитов и бросились бежать.
— Стойте! Я Михал Казимир! Вас не тронут! — крикнул им Михал, подскакивая на коне. Парочка остановилась, испуганно посматривая на подъезжающих. Это были средних лет мужик и, видимо, его дочь, девушка лет пятнадцати с обветренными губами и затравленным взглядом.
— Вы местные? — спросил князь.
— Так, пане, — кивнул мужчина, опуская мешок на землю, — с хутора.
— А где московские войска?
— Так они, пане, снялись и утекли хутенько, — развел руками мужчина, — кажуть, спалохалися.
— Спалохалися? А чего?
— Одни кажуть, отряда Коржа, что з Городзеи. Ен их пару разов погромил. Другие кажуть — хоругви пана Кмитича.
— Что?! — Михал привстал в стременах. — Пан Кмитич? Он здесь? Ты его видел?
— Не, пане, — покачал шляпой мужчина, — ен тут раз меж Миром и Несвижем напал и разгромил их отряд. А еще кажуть, пане, что галоуны москаль пан Хованский убачил Черную Панну Несвижа там, у могильных плит, — и мужчина махнул рукой, — кажуть, яна и спалохала их пана до полусмерти, Хотя, пане, никто не ведае. Утекли — и добра, что утекли. Как нам далей жить, пане? — перешел мужчина на плачущий тон. — Все сгублено! Хлеба няма! Вось, — и он указал на мешок у своих ног, — збираем, что москали побросали у обозах.
— Пан Кмитич! — Михал уже и не слышал мужика, с радостным блеском в глазах повернувшись к Гановичу. — Значит, он жив! И он где-то рядом!
Глава 18 Города отбиваются, города сдаются
До Богуслава Радзивилла смысл надвигающейся на страну новой опасности дошел значительно позже, чем до Януша, Михала или Кмитича. «Заварушки» на восточных границах Речи Посполитой казались ясновельможному Слуцкому князю сущей ерундой по сравнению с его личными делами в Англии, Франции, Швеции, Голландии и Польше, с его нескончаемыми амурными приключениями с женщинами и вызовами на дуэль от оскорбленных мужчин. Впрочем, большая политика всегда свысока взирала на «мелкие» с ее точки зрения делишки простого люда, будь то восстания казаков либо очередное нападение московского царишки на Восточную Литву. Во Франции и Англии, если кто и вспоминал проблемы Литвы, то это были прежде всего проблемы Богуслава Радзивилла, безусловно, самого известного литвина в светских кругах Парижа и Лондона, Крулевца и Стокгольма. При французском дворе «светского льва» Богуслава уже пытались безуспешно женить на княжнах де Роан и де ля Форс. На этом настаивала сама королева, но литвинский князь, сославшись на дела, отбыл в Варшаву, где ему сватали Бенедикту Баварскую. Еще до этого шведский король предлагал Богуславу на выбор руку шестнадцатилетней сестры своей супруги, Анны Дороты Готтарп-Голыитейн, или же собственной красавицы-сестры и очаровательной вдовушки Элеоноры. Темпераментная блондинка Элеонора жутко понравилась Богуславу, особенно в постели, но Слуцкий князь изящно и без обид для короля улизнул от женитьбы, чтобы попасть в обьятия не менее очаровательной Марии Оранской. Когда же Богуслав, благоухающий духами, вновь нарисовал свой светлый образ в Париже, то тему женитьбы сменили скандалы: Слуцкий князь на балу смачно дал в ухо князю де Рие.
