Вальтер Скотт - Певерил Пик
— Я всегда считал себя таковым, сэр Джефри, — холодно возразил Бриджнорт.
— Ну, ну, я не хотел вас обидеть, — проговорил рыцарь, — теперь всё отлично. Итак, вы держите путь в Моултрэсси-Холл, а я в Уайтхолл. Недурно сказано, как по-вашему? Да, прикажите-ка подать кувшин канарского! Надо выпить перед отъездом за здоровье короля! Впрочем, я и забыл, сосед, что вы не пьете ни за чье здоровье.
— Я желаю королю здоровья так же искренне, как если бы я выпил за него целый галлон вина, — отвечал майор, — а вам, сэр Джефри, желаю всяческих успехов в вашем путешествии, а также благополучного возвращения.
Глава II
Коль пир, так пир!
Пускай грохочут бочки,
Стреляют пробки, вертепы сверкают;
Пусть кровь течет рекой — ведь это кровь
Овец, оленей и домашней птицы;
И к той реке кровь доблестного сердца
Добавит Джон Ячменное Зерно!
Какими бы наградами ни удостоил Карл Певерила Пика за перенесенные им тяготы, ни одна из них не могла идти в сравнение с тем даром, какой провидение уготовило майору Бриджнорту, когда последний возвратился в графство Дерби. Как это обыкновенно случается, труды, к которым его призвали, до некоторой степени восстановили природную энергию майора, и он чувствовал, что теперь ему уж не пристало вновь погружаться в прежнюю чёрную меланхолию. Время, по обыкновению своему, также утишило боль несчастного отца, и, проведя один день дома в сожалениях о том, что он не может получать ежедневных вестей о здоровье дочери, которые прежде приносил ему сэр Джефри, Бриджнорт решил, что было бы во всех отношениях прилично посетить замок Мартиндейл, передать леди Певерил поклон от супруга, уверить её, что тот совершенно здоров, и осведомиться о здоровье своего ребенка. Он приготовился к худшему — вызвал в памяти впалые щёки, мутные глаза, исхудалые руки и бледные губы, свидетельствовавшие об угасающем здоровье всех остальных его детей.
«Я снова увижу все эти признаки смерти, — сказал он себе, — я снова увижу, как дорогое мне существо, коему я дал жизнь, близится к могиле, которой следовало бы прежде поглотить меня самого. Что ж! Человеку мужественному не подобает столь долго уклоняться от неизбежного. Да свершится воля божия!»
Итак, на следующее утро майор Бриджнорт отправился в замок Мартиндейл, где передал хозяйке долгожданную весть о том, что супруг её пребывает в добром здравии и надеется на монаршие милости.
— За первое возношу хвалу всевышнему! — воскликнула леди Певерил. — Что же касается второго, да будет так, как пожелает наш всемилостивейший государь, ныне восстановленный на престоле. Состояния нашего более чем достаточно, дабы поддержать честь нашего рода, и нам вполне хватит средств, чтобы жить если не в роскоши, то в довольстве. Теперь, мой добрый мистер Бриджнорт, я вижу, как неблагоразумно верить в дурные предчувствия. Бесконечные старания сэра Джефри действовать в пользу Стюартов слишком часто навлекали на него всевозможные бедствия, и поэтому, когда я однажды утром снова увидела на нём роковые воинские доспехи и услышала звуки давно умолкнувшей трубы, мне показалось, будто я вижу его одетым в саван и слышу звон погребального колокола. Я говорю вам это, любезный сосед, ибо опасаюсь, что вас тревожит предчувствие надвигающейся беды, которую, надеюсь, господь бог отвратит от вас, как отвратил он её от меня, и сейчас вы убедитесь в справедливости моих слов.
При этих словах дверь отворилась, и в комнату вошли двое прелестных малюток. Старший, Джулиан Певерил, красивый мальчуган лет четырёх или пяти, с серьезным видом заботливо вёл за руку крошечную полуторагодовалую девочку, которая, с трудом переступая ножонками, ковыляла за своим старшим, более сильным товарищем.
Бриджнорт с тревогой взглянул в лицо дочери, но даже и мгновенного взгляда было достаточно, чтобы он, к величайшей радости, мог убедиться в полной необоснованности своих опасений. Он взял ребенка на руки, прижал к груди, и девочка, вначале испуганная порывистыми ласками, вскоре, однако, словно следуя велению природы, улыбнулась ему в ответ. Майор ещё раз отодвинул дочь от себя, посмотрел на неё пристально и убедился, что на щёчках юного херувима, которого он держал в своих объятиях, играет не лихорадочное пламя недуга, а свежий, здоровый румянец и что, несмотря на хрупкое сложение, девочка растет цветущей и крепкой.
— Я не ожидал увидеть ничего подобного, — сказал он, глядя на леди Певерил, которая с радостью следила за этой сценой, — благодарю бога, а также и вас, сударыня, которую он избрал своим орудием.
— Теперь Джулиан должен будет, вероятно, расстаться со своею подружкой, — сказала леди Певерил, — но Моултрэсси-Холл недалеко от нас, и я надеюсь часто видеть мою маленькую воспитанницу. Ваша экономка Марта — женщина неглупая и старательная. Я объясню ей, как нужно обращаться с маленькой Алисой, и…
— Не дай бог, чтобы моя дочь когда-либо переступила порог Моултрэсси-Холла, — поспешно возразил майор Бриджнорт, — ведь он стал могилою всех её близких. Болотный воздух оказался для них убийственным, или, быть может, над этим домом тяготеет рок. Я приищу для неё другое жилье.
— С вашего позволения, майор Бриджнорт, этому не бывать, — отвечала леди Певерил. — Поступи вы так, это значило бы, что вы не оценили моего умения растить детей. Если Алиса не поедет в свой родной дом, она останется у меня. Это будет залогом её благополучия и испытанием моего искусства; а коль скоро вы опасаетесь болотных испарений, я надеюсь, вы будете часто навещать её сами.
Предложение леди Певерил пришлось как нельзя более по душе майору Бриджнорту. Он готов был отдать всё на свете, чтобы девочка осталась в замке Мартиндейл, хотя никак не смел на это надеяться.
Всем нам известно, что члены семейств, долгое время страдавших от смертельных недугов, подобных тому, который преследовал семью майора, склонны, если можно так выразиться, с суеверным страхом ожидать губительных последствий заболевания и придают месту, обстоятельствам жизни и уходу гораздо более важности, нежели эти последние могут иметь для предотвращения роковой семейной болезни. Леди Певерил понимала, что именно такого мнения придерживался её сосед и что его уныние, чрезмерная заботливость, лихорадочные опасения, мрачное одиночество, в котором он жил, могли и в самом деле способствовать несчастью, коего он так страшился. Она жалела его, она ему сочувствовала, она была преисполнена благодарности за поддержку, которую он оказал её мужу, и, кроме того, она привязалась к ребенку. Какая женщина не питает привязанности к беззащитному существу, которое она выпестовала? В заключение следует добавить, что жена баронета, отнюдь не чуждая людского тщеславия и, будучи своего рода леди Баунтифул (в те времена эта роль не была ещё уделом одних только глупых старух), гордилась искусством, с которым ей удалось предотвратить возможные приступы наследственного недуга, столь укоренившегося в семействе Бриджнортов. Быть может, в других случаях не потребовалось бы стольких объяснений человеколюбивого поступка соседки по отношению к соседу, но междоусобная война, совсем ещё недавно терзавшая страну, разорвала все привычные связи доброго соседства и дружбы, и сохранение их между людьми, придерживающимися противоположных политических мнений, было делом весьма необычным.
