Генри Райдер Хаггард - Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2
— Этот белый инкоси, — сказал Садуко, — предложил мне взять меня с собою на охоту и дать двуствольное ружье в уплату за мои услуги. Но я сказал ему, что не могу ничего предпринять без твоего совета, и он пришел узнать, дашь ли ты мне разрешение, отец мой.
— Ты думаешь, — ответил карлик, кивнув своей огромной головой, — что этот белый человек совершил длинное путешествие под палящим солнцем, чтобы спросить меня, может ли он подарить тебе ружье большой ценности за услугу, которую всякий молодой зулус в твоем возрасте охотно оказал бы ему даром? Нет, белый человек пришел потому, что он хотел видеть того, о ком он много слышал. Он хотел удостовериться, действительно ли я обладаю той мудростью, которую мне приписывают, или же я обманщик. А ты пришел узнать, принесет ли тебе счастье дружба с ним и поможет ли он тебе в предприятии, которое у тебя на уме.
— Ты верно угадал, Садуко, — сказал я, — по крайней мере, в той части, которая касается меня.
Садуко ничего не ответил.
— Хорошо, — продолжал карлик, — я сегодня в хорошем настроении и отвечу на оба ваших вопроса.
Он ударил в ладоши, и слуга — один из тех свирепых сторожей, которые остановили нас у ворот, — появился из глубины хижины.
— Разведи два костра, — сказал Зикали, — и дай мне мое снадобье.
Слуга принес хворост, который он разложил двумя кучками перед Зикали. Затем он зажег их головешкой, принесенной из-за хижины, и подал Зикали мешок из кошачьей шкурки.
— Удались, — сказал Зикали слуге, — и не возвращайся, пока я тебя не позову. Если же, однако, я умру, то похорони меня в известном тебе месте и дай этому белому человеку пропуск для беспрепятственного выхода из моего края.
Слуга поклонился и молча вышел.
После его ухода карлик вытащил из мешка связку перекрученных корешков, а также несколько агатовых камешков и выбрал из них два, один белый, другой — черный.
— В этот камень, — сказал он, подняв белый агат к свету, — войдет твой дух, Макумазан. А в этот, — и он поднял черный агат, — войдет твой дух, сын Мативаана.
Я с недоверием посмотрел на старого колдуна.
— Ты, конечно, считаешь меня старым обманщиком, но смотри, что будет дальше. Твой дух поднимается из тела и душит твою глотку, как это сделал бы этот маленький камушек, если бы ты его проглотил.
Я старался протестовать, но не мог произнести ни слова. Вероятно, я поддался внушению и действительно почувствовал, будто камень застрял в моей глотке. Это нервы, подумал я, результат переутомления. И так как я не мог произнести ни слова, то сидел неподвижно, с недоверчивой усмешкой на устах.
— Теперь, — продолжал карлик, — может быть, вам покажется, что я умру, но вы не трогайте меня, иначе вы сами можете умереть.
В то время, как он говорил, он бросил по большой щепотке корешков, о которых я упоминал, в оба костра, и немедленно из них взметнулись высокие языки пламени — какие-то зловещие языки, которые сменились столбами густого белого дыма с таким сильным едким запахом, какого мне никогда не приходилось встречать. Казалось, этот запах пропитал меня насквозь, а проклятый камень в горле сделался величиной с яблоко.
Затем Зикали бросил белый агат в правый костер, против которого я сидел, и проговорил:
— Войди, Макумазан, и смотри.
А черный агат он бросил в левый костер и сказал:
— Войди, сын Мативаана, и смотри.
Так морочил нас старый знахарь, а мы невольно поддались его внушению. Я чувствовал какую-то странную пустоту, будто я был не я. Все ощущения, несомненно, были вызваны сильным запахом горящих корней. Однако, вероятно, я сохранил способность видеть и наблюдать, потому что я ясно видел, как Зикали сунул свою голову сперва в дым моего костра, а затем в костер Садуко, потом он откинулся назад, выпуская дым облаками изо рта и ноздрей. Затем я увидел, как он упал на бок и остался лежать неподвижно с распростертыми руками.
В таком положении Зикали пролежал очень долго, и я начал думать, не умер ли он на самом деле. Но в этот вечер я не мог сосредоточить своих мыслей на Зикали или на чем-нибудь определенном. Я просто машинально отмечал все эти факты, как делает это человек, не имеющий к ним никакого отношения. Они меня нисколько не интересовали, потому что во мне было какое-то полное ко всему безразличие и у меня было ощущение, что я не здесь, а где-нибудь в другом месте.
И все происходило как во сне. Солнце село, не оставив после себя даже отблеска. Единственный свет исходил от тлеющих костров, и его было как раз достаточно, чтобы освещать фигуру Зикали, лежащую на боку и напоминавшую своей неуклюжей формой мертвого детеныша гиппопотама. Вся эта история начинала мне страшно надоедать, ощущение пустоты становилось невыносимым.
Наконец карлик зашевелился. Он присел, зевнул, чихнул, встряхнулся и стал шарить голой рукой в горячих угольках моего костра. Вскоре он нашел белый камень, который был раскален докрасна (по крайней мере, таким он казался при свете костра), и, внимательно осмотрев, сунул его себе в рот. Затем он выискал в другом костре черный камень и поступил с ним таким же образом. Потом у меня в памяти осталось, что костры, совершенно уже догоревшие, снова ярко вспыхнули. Я предполагаю, что он незаметно подложил в них топлива. И Зикали опять заговорил.
— Подойдите сюда, Макумазан и сын Мативаана, — сказал он, — и слушайте, что я вам скажу.
Мы подошли к кострам, которые горели необычайно ярко. Затем он выплюнул изо рта на руку белый камень, и я заметил, что камень был покрыт линиями и пятнышками, как птичьи яйца.
— Ты не можешь растолковать эти знаки? — спросил он, держа передо мною камень, и, когда я покачал головой, он продолжал: — А я могу прочесть их так, как вы, белые, читаете ваши книги. Вся твоя прошедшая жизнь написана здесь, Макумазан, но нет необходимости рассказывать тебе ее, так как ты ее сам знаешь. Но здесь также написано и твое будущее, странное будущее. — И он с интересом стал осматривать камень. — Да, да, удивительная жизнь и славная смерть предстоят тебе. Но об этом ты меня не спрашивал, и поэтому я и не скажу ничего, да ты и не поверил бы мне. Ты меня спрашивал только о предстоящей охоте, и я говорю тебе: если ты благоразумен, то не ходи на охоту с Умбези — ты будешь на волоске от смерти, хотя все кончится благополучно.
Затем он выплюнул черный камень и посмотрел на него таким же образом.
— Твое предприятие будет успешно, сын Мативаана, — сказал он. — Вместе с Макумазаном ты достанешь много скота ценою многих человеческих жизней. В остальном — но ведь ты меня об этом не спрашивал…
Мы сидели совершенно молча, пока карлик не прервал молчания громким жутким смехом.
