Жеральд Мессадье - Роза и лилия
— Жанна, со званием магистра, конечно, можно зарабатывать. В Церкви, Университете или на королевской службе. Быть кюре я не хочу. Страдать, заставляя мучиться юнцов, чтобы привести их туда, где я сам оказался, — тоже. Быть придворным льстецом — избави Бог.
Тут он не мог сдержаться и высказался в том смысле, что король — это не к месту родившийся олух, а его сын Людовик никчемный человечишка, глядящий на корону, как крыса на сыр. Он мечтал о Дижоне, который в то время намного превосходил Париж роскошью.
— И что тогда делать? — спросила Жанна, пораженная тем, что звание магистра искусств дает меньше, чем ее искусство кондитерши.
— Я мог бы устроиться переписчиком. Хорошая копия важного текста стоит от пяти до двадцати ливров. Это достойное дело. Загвоздка лишь в том, что через двадцать лет я ослепну.
Все это напомнило Жанне шутовские представления, где один из актеров после тысячи выкрутасов исчезал в складках черной ткани. В данном случае этой бутафорской мглой представлялось ей будущее Франсуа.
В жизни бывают долины и горы, равнины и пустоши. У Жанны было чувство, что перед ней равнина. Месяц шел за месяцем в тишине и покое. У нее было вдоволь времени, чтобы поразмыслить над сочетаниями вкуса орехов, кориандра и ежевики, щуки в соусе из укропа. Она делала открытия, которые поверхностный ум отнес бы к гастрономическим. На самом же деле они были ближе к грамматике и философии. Жанна познавала мироустройство, сочетание мельчайших деталей бытия, из которых, как хорошо известно, состоит мир. Так, отсутствие любимого существа позволяет лучше оценить его близость, а веселье оттеняет грусть.
Жанна училась философии, сама того не подозревая.
Настал семнадцатый рождественский пост в ее жизни. Итак, уже семнадцать лет. Чуть резкие краски и угловатые манеры юности уступали место изяществу распускающегося цветка. Намек на округлость щек, проступившая ямочка и глубина взгляда — все говорило о том, что тело достигло зрелости. Ум Жанны стал зрелым уже давно.
На Рождество Франсуа сделал ей королевский подарок: стихи Кристины Пизанской, каллиграфически выписанные на пергаменте. Жанна восхищенно прочла балладу, в которой с недоступным ей самой мастерством были выражены давно ей знакомые чувства:
Одна я и хочу одна остаться,
Одну оставил нежный друг,
Одна я без наставника и друга,
Одна живу, горюя и гневясь,
Одна я в слабости неверной,
Одна как никакая из заблудших,
Одна совсем, осталась я без друга…
Восторг!
Это стало для нее вторым подаренным ей зеркалом. Первое открыло Жанне ее лицо, второе — душу. В нем она могла черпать силу, которую не способно было питать посеребренное венецианское стекло, ибо оно пробуждало не только тщеславие телесной оболочки.
В зеркале она видела только себя, а в стихах ей открылся мир сердца.
С тех пор Жанна полюбила чтение. Она предавалась ему всякий час, свободный от хлопот по дому и воспитания маленького Франсуа. Жанна выучила наизусть все стихи из тоненькой веленевой книжки. Она открыла для себя прелесть и ритм сквозившего в стихах чувства. То, до чего не достучались в ней службы в церкви Сен-Северен, пробудили стихи образованной дамы минувшего века: Жанна уверовала в трепет и бессмертие слова.
А что же Франсуа, спрашивала себя Жанна, он больше не пишет?
Она вспомнила его первую поэтическую строку: О дивный вкус невинного юнца! И рассмеялась. Попался тот, кто хотел сам поймать!
Благовония и ароматы красоты так опьянили Жанну, что она забыла о мире вокруг и почти не обратила внимания на новость, по всем признакам достойную, однако, внимания: Жак Кёр сбежал. Заплатив изрядную сумму тюремщикам, его племянник Жан де Вилаж галопом увез богача подальше от когтей Карла VII. Когда-то Жанна решительно осуждала непомерную силу банкира; теперь, вся во власти мечты и чувств, она не сочла происшествие важным. Говорили, что богатея видели в Бокере. Потом в Марселе. Потом в Риме, у Папы Николая V. Все это волновало Жанну как прошлогодний снег. Ее досуг делился между стихами и зеркальцем.
Тут-то и кроется коварство простоты. Она усыпляет бдительность. Древние боялись горя больше, чем счастья. Ошибка! Счастливый Эдип остался бы неизвестен миру. Представьте себе довольного своей участью грека, который помер бы от несварения желудка, сытно пообедав жареным ягненком с луком и запив его вином!
Жанне вскоре придется с досадой вспоминать эти времена страстной безмятежности и ночи, когда тело ее расцветало словно дивный сад.
Она ничего не понимала во всей этой истории с бегством банкира. Жанне и в голову не могло прийти, что в самом скором времени это событие затронет ее непосредственным образом, а с ней и многих других людей, не исключая самого короля.
Но до этого еще многое случилось.
30
Таинственное убийство
Итак, время шло. И какое-то время миновало.
Жанне казалось, что дни так и будут течь до той минуты, когда она поднимет над купелью своего внука и воротится домой в последний раз закрыть глаза.
Не тут-то было. На границах королевства и стенах ее собственной столовой уже проступали начертанные судьбой буквы, но так как Жанна не знала древнееврейского, то и не смогла прочесть роковые «Мене, Текел, Фарес».[28]
Только позже она поймет: люди верят, что Судьба вынашивает непознаваемые планы, поскольку слишком поздно осознают, что это божественное провидение вполне последовательно. В действительности Судьба только следует за земными страстями и наблюдает за тем, как они ведут людей к гибели.
Так было и с англичанами. В июле 1453 года они все еще не поняли, что, заняв всю Гиень, оказались далековато от Лондона и сидят на земле, где им будет непросто пустить корни. Впрочем, им потребуется еще пять долгих веков, чтобы осознать простую истину: опасно взбивать масло слишком далеко от фермы.
Уже в октябре 1452 года они возомнили себя хозяевами Франции, предъявив подложные наследственные права. Английский король Генрих V действительно женился на Екатерине де Валуа, а их сын, Генрих VI, — на Маргарите Анжуйской. Кроме того, и это было весьма символично, именно в Париже 16 декабря 1431 года Генрих VI был коронован королем Англии и Франции. Потеряв Нормандию, англичане отчаянно цеплялись за Гиень и Бордо, где французы на свой страх и риск выставили гарнизоны. Англичане отправили туда героя, которого считали непобедимым, — так выносят мощи святого Роха на улицы пораженных чумой городов. То был Тэлбот, граф Шрусбери, последний военачальник Генриха V Английского.
