Ив Жего - 1661
Достигнув наконец Бове, Габриель миновал великолепный старинный собор, построенный четыреста с лишним лет назад, и оказался на почтовой станции, находившейся неподалеку. В этот час народу там было немного.
— Чем могу служить, монсеньор? — осведомился вышедший ему навстречу с глубоким поклоном Сципион Карион.
Почтмейстер был невелик ростом и упитан, а его жизнерадостное лицо определенно внушало доверие.
— Я спешу догнать друзей, — сказал ему юноша, стараясь отвести от себя малейшие подозрения. — Похоже, они меня заждались. А еще мне бы поесть и напиться.
Сципион Карион подхватил гостя под руку и увлек в харчевню, где путник мог утолить и голод, и жажду. Габриель охотно последовал за ним, хотя по-прежнему был начеку и внимательно присматривался к сидевшей за столами публике.
— У меня лучшая кухня в Бове. Госпожа Карион лично колдует у плиты, — гордо заявил почтмейстер, он же хозяин харчевни, усаживая Габриеля за свободный стол у окна.
Оглядев других гостей, Габриель вскочил из-за стола и схватился за шпагу.
— Вот вы где! — воскликнул он, кинувшись к троим сотрапезникам, сидевшим в глубине харчевни.
Удивившись нежданной встрече, бандиты вскочили и, выхватив шпаги, бросились на молодого человека. Завязалась схватка, а хозяин харчевни принялся кричать и причитать:
— Смилуйтесь, господа, пощадите мой дом! У меня, кроме этой харчевни, ничего больше нет, только она и кормит нас с женой и детишками! Заклинаю, ничего не разбейте! — умолял бедняга, в то время как при каждом натиске со столов с грохотом валилась посуда.
И опять ловкость юного Понбриана повергла его противников в замешательство: они были потрясены и неожиданной встречей с ним, и его храбростью.
Несмотря на свое мастерство и проворство, Габриель, однако, оказался в затруднительном положении. Острием шпаги ему слегка зацепили плечо, и юноша решил выйти из боя. Выпрыгнув через распахнутое окно, он оказался на почтовом дворе. Трое его обидчиков тоже ринулись к выходу из харчевни.
— Берегись, он сущий дьявол! — крикнул один из них, бросаясь вдогонку за беглецом.
Они настигли его у собора, и схватка завязалась снова — теперь на ступенях лестницы величественного сооружения.
В конце концов юношу прижали к тяжелой деревянной двери собора, и он решил, что ему конец. Вспомнив отца, которого ему уже не суждено было увидеть, Габриель, однако, воспрянул духом и, ринувшись на обидчиков с новыми силами, насквозь пронзил шпагой одного из нападавших — окровавленное тело покатилось по ступеням паперти. «Хорошо, что кругом ни души», — подумал Габриель, которому хотелось поскорее выкрутиться из этой заварухи. Второго обидчика он уложил, вонзив ему клинок прямо в глаз. Гнев придал юноше силы, и с последним противником он покончил, нанеся ему удар точно в сердце, после чего тот рухнул как подкошенный.
«Дело сделано! — подумал наследник Понбрианов, вытирая окровавленную шпагу о разодранный камзол последней жертвы. — Нельзя терять ни минуты, надо бежать, пока этих мерзавцев не обнаружили».
Убегая подальше от собора, Габриель думал о том, как скорее и незаметнее добраться до Парижа; голова у него шла кругом, точно у пьяного.
«Лиха беда — начало, — сказал он себе, осматривая царапину на плече. — Теперь твой черед, Кольбер!»
58
Париж, дом Жюли — среда 27 апреля, восемь часов утра
Прибыв в Париж, Габриель нашел прибежище у своей верной подруги Жюли. Комедиантка жила одна в скромной каморке под самой крышей, неподалеку от театра Пале-Рояль. Девушка встретила беглеца с удивлением и волнением: она была очень рада снова повидаться со старым другом, так неожиданно оставившим труппу Мольера. Юноша ни словом не обмолвился ей о своих приключениях — не успев приехать в Париж, он завалился спать и проспал почти целые сутки. Первое, что он вспомнил, проснувшись, — мертвое тело отца. Сейчас, как никогда прежде, Габриель был полон решимости отомстить Кольберу. Чтобы не тревожить Жюли, он придумал для нее историю, выставив себя, конечно, героем, и в заключение признался, что теперь ему придется несколько дней прятаться. Девушка поверила ему или, по крайней мере, сделала вид, что поверила. Как бы то ни было, она радовалась счастливому стечению обстоятельств, вынуждавшему Габриеля остаться у нее на какое-то время. Она даже не спросила, на какое именно.
На другой день, вернувшись вечером из театра, где она играла в «Доне Гарсии», Жюли увлекла Габриеля к себе в постель. Юная комедиантка больше не скрывала своих чувств, о которых он, впрочем, догадывался и раньше. Не устояв перед ее чарами, Габриель вкушал все радости, какими она могла его одарить, несмотря на то, что душа его разрывалась от горя.
Каждый вечер, когда Жюли отправлялась в театр, Габриель бродил то вокруг Пале-Рояля, то возле дома Кольбера, придумывая, каким способом лучше прикончить этого негодяя, которого он отныне считал своим кровным врагом. Однажды ему даже удалось разглядеть стены и внутренний двор через портал, приоткрывшийся на короткое мгновение, чтобы пропустить карету с наглухо зашторенными оконцами, — что если в ней сидел сам Кольбер? Набравшись терпения и прячась в тени ворот, выходивших на улицу, юноша отмечал, во сколько приходит и уходит прислуга и как ведут себя охранники, запоминал мельчайшие подробности, зная которые, как ему казалось, он сможет осуществить свой план мести.
* * *В то солнечное утро, когда Габриель еще спал в нежных объятиях Жюли, в дверь каморки постучали.
— Откройте, Габриель! Я знаю, вы здесь! — послышался голос нежданного гостя, барабанившего в дверь.
Юноша вскочил с постели и схватился за шпагу.
— Не открывай, — испугавшись спросонья, взмолилась Жюли, натягивая одеяло до самого подбородка, чтобы прикрыть свои прелести.
— Открывайте же, говорю! — крикнул человек за дверью. — Это Франсуа д'Орбэ.
Вздохнув с облегчением, Габриель открыл дверь. При виде юноши, представшего перед ним в чем мать родила да еще со шпагой в руке, архитектор улыбнулся.
— Воистину вам нечего скрывать, господин беглец! Одевайтесь, — сказал д'Орбэ, не обращая внимания на девицу, которая теперь спряталась под одеялом с головой, — и спускайтесь, внизу ждет мой экипаж. Мне нужно вам кое-что сказать. Приказ суперинтенданта финансов!
Габриель закрыл за ним дверь и принялся собирать одежду, разбросанную по всей каморке.
— Не волнуйся, — ласково сказал он Жюли и поцеловал ее в лоб. — Это друг Никола Фуке. Я ненадолго.
Девушка посмотрела на него с улыбкой, немного грустной.
