Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция
– Так что в вашем департаменте имеется двурушник, активно сотрудничающий с моими, как вы их называете, «оппонентами». Может, сперва выяснить его личность? А потом уж делать визиты. Не то наломаете дров.
Грач с минуту молчал, что-то соображая.
– Нет, не думаю, – сказал он. – Да и не достоверно. Кто-то кому-то что-то сказал. Аэроплан над лесом? Чепуха. Впрочем, на досуге пораскину умом над вашей историей. А пока, простите, придется вас под замком подержать. Есть у меня некоторые неотложные дела.
– В тюрьму отправляете?
– Да что вы, – махнул рукой Грач. – В моем кабинетике посидите. Я ненадолго.
С тем и вышел.
Вместо него явился хмурый городовой. Сел в углу возле двери, поставил шашку между колен, оперся руками. И кобуру с револьвером ближе передвинул – с намеком.
Павел Романович отвернулся к окну. Господи, что делать-то?
* * *Дальнейший ход событий Грач представлял себе совершенно отчетливо. Слава богу, не мальчик, некоторый опыт имеется.
Голова была ясной, и предстоящие свои действия Грач мысленно наблюдал как бы со стороны.
Вечер.
Прогулка.
А после, уже в особняке на Оранжерейной:
Проникновение.
Акция.
Правда, прежде требовалось кое-что безотлагательно предпринять.
Судя по кислой гримасе, набежавшей на физиономию чиновника для поручений, это «кое-что» было не слишком приятным. Однако полицейские дела удовольствие предполагают нечасто. Что поделать, издержки профессии. К тому же дело-то нынешнее – не вполне полицейское.
Выйдя из кабинета (который на всякий случай замкнул на ключ), Грач пробежал коридором и выкатился на площадку этажа. Оставалось спуститься вниз, но тут Грач услышал знакомый голос, эхом разнесшийся по лестничным маршам:
– Да я вас под суд!..
Грач осторожно подошел к перилам, глянул вниз. Так и есть – пожаловал директор департамента. Однако, не вовремя. А кто это с ним?
Директора сопровождали личный его помощник – и начальник сыскной полиции, полковник Мирон Михайлович Карвасаров. Судя по интонациям в начальственном баритоне (весьма недурном, кстати, – директор им немало гордился и с удовольствием исполнял целые арии на благотворительных вечерах), сейчас имеет место жестокий разнос подчиненного. Попадаться на глаза в такую минуту самоубийственно.
Грач мягко отступил назад, оглянулся. Время обеденное, большинство кабинетов закрыты. Он пошел вперед, пробуя на ходу двери.
Подалась только пятая – за ней располагался архив, царство экзекутора Аркадия Георгиевича Подопригоры, человека тишайшего и милейшего, совсем не соответствующего зловещему звучанию своей безобиднейшей должности.
У него Грач и переждал пяток минут. Заодно послушал последние сплетни: адмирал в приступе раздражительности назвал Дмитрия Леонидовича Хорвата совершенной шваброй – как по внешности, так и по существу.
Грач усмехнулся: широченная борода генерала Хорвата и впрямь имела некоторое сходство с упомянутым предметом. Впрочем, тут дело не в бороде…
Он вышел в коридор и, убедившись, что опасность миновала, быстро двинулся вниз. Время, повторимся, было неурочное – и по пути никто Грача не заметил и не окликнул. Ну и славно.
Прошагал по улице целый квартал и только потом взял извозчика. Тот, узнав, куда, сразу запросил синенькую. Ох-хо-хо! Чистое разорение.
Вышел тоже за целый квартал и, не торопясь, пошел по тротуару. В тени низких дубов было даже прохладно. Однако по вискам чиновника для поручений одна за другой скатывались капельки пота – прямо под воротник. Должно быть, напекло, пока ехал. Впрочем, может, дело вовсе в другом…
Синий домик с белыми ставнями, как всегда, открылся неожиданно – словно вынырнул из ярко-зеленой листвы. Обыкновенно Грач умилялся такой картинности – каждый раз остановится и полюбуется пару минут. Но сейчас он без задержек протопал мимо калитки, обогнул беседку и подошел к крыльцу.
Стражников не было, он сам отпустил их еще накануне. Снаружи домик казался неживым. На миг Грач испугался – а ну как все психологические расчеты его совершенно неверны, и Евгения Адамовна благополучнейшим образом сбежала? Экий будет пердюмонокль!
Только зря он беспокоился – никуда госпожа Черняева не делась.
Сидела она на застекленной террасе (несмотря на солнечную погодку, здесь не было душно – а все из-за удачной конструкции домика), читала книжку в потрепанном переплете. Увидев Грача, отложила ее на кушетку, поднялась.
– А вот и наша Синяя Борода, – сказала она, улыбаясь. – Прибыл с инспекцией или же так… отдохнуть?
Грач почему-то ответил не сразу. Повернулся, посмотрел, как пляшут пылинки в солнечном клине. Втянул носом воздух – пахло жасминовым чаем.
– Пожалуй, с инспекцией, – сказал он. – А к ночи, глядишь, и для отдыха выберусь.
– Ну, тогда инспектируй, – Евгения Адамовна опустилась обратно на кушетку, закинула ногу на ногу.
– Как, поймал моего обидчика? – вдруг спросила она.
– Кого?..
– Дохтурова Павла Романовича. Ты ведь за ним отправился, я это сразу поняла. Даже, каюсь, подумала – ты его сюда привезешь. А что? Стали бы жить вместе. Этакая менаж а труа по-харбински! – Она засмеялась.
Грач тоже засмеялся, искренне и добродушно. Даже уши заколыхались, загорелись на солнце.
– Нет уж, это для меня чересчур эпатажно.
– Как знаешь. Горничной не было. Почему?
– Не было и не будет, – сказал Грач. – Ты уж сама, матушка.
– И долго? – Евгения помедлила и добавила: – Впрочем, знаю. Пока ты моего Дохтурова не изловишь, придется мне тут затворничать. Верно?
– Верно… – Грач подошел к окну, выглянул. – А чего занавесь не задернешь? Я ведь наказывал.
– Кому тут смотреть. Чай будешь, Синяя Борода?
– Выпью, – Грач подергал за шнурок от шторы. Тот, как назло, застрял. Он дернул сильнее – и проклятый шнурок оборвался у самого потолка. Откинутая штора заколыхалась на распахнутом окне.
Послышалось мелодичное звяканье фарфора.
– Я налила, – сказала Евгения Адамовна. – Иди.
Лицо у нее было без обычной колючести. Расслабленное, незлобивое. Словно и впрямь они тут семьей жили.
– Сейчас, – сказал Грач.
Он шагнул к столу, но потом бесшумно переменил направление. Подошел к Евгении Адамовне сзади и, когда та слегка повернула голову, одним быстрым и очень умелым движением накинул ей на шею шнурок.
* * *«В адрес», как выразился чиновник для поручений Грач, отправились на пролетке. Правил сам Грач, отчего Павел Романович заключил, что экипаж – казенный.
Город он знал так себе, хотя и прожил в нем до всех этих зловещих событий без малого четыре месяца. Поэтому ориентировался сейчас с немалым трудом.
