Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 1. Предсказание императора
Макси взял жесткий скребок и принялся чистить лошадиный круп.
— Не скажи, братец. Маньчжуры победили с превеликим трудом, а ведь у них было три полных полка. Тайпины дрались как одержимые. Они будто сошли с ума. Они сражались не просто так, а за определенную цель. Сражались от всего сердца.
— Что? Ты и вправду считаешь, что эти помешанные на Иисусе психи способны победить маньчжурского императора?
— Не просто могут, а победят. Непременно победят. Я видел, как один из их солдат бросился грудью на ствол гингала. Он пожертвовал жизнью, чтобы его товарищи смогли опрокинуть батарею и выжить.
— Значит, он выполнял…
— Нет, братец, он не выполнял чей-то приказ. В том-то и дело! Он отдал жизнь по собственной воле, а не по приказу.
И этот человек — не единственный из тайпинов, кто был готов умереть за свое дело. Потому они и победят. Они верят в то, за что воюют. Даже стоя там, на дырявой крыше, я чувствовал это. Они победят, потому что их вера наполняет смыслом их жизнь.
Ричард поглядел, как Макси положил скребок и вышел из конюшни. Никогда в жизни он не слышал, чтобы брат произнес так много слов одновременно.
Вечером, когда Макси смотрел, как актеры репетируют второй акт «Путешествия на Запад», к нему подошла Цзян.
— У тебя грустный вид, — заметила она.
— Мне будет не хватать этого, — ответил Макси.
— Этого? Не девочек, а только спектаклей?
— Только спектаклей. Твоя дочь — настоящий творец. Она умеет растревожить сердца простых людей вроде меня.
Цзян хотела возразить, сказав, что простым его никак не назовешь, но промолчала. На сцену под аккомпанемент цимбал и рожков вышел персонаж в облике Обезьяньего царя, и Макси с непосредственностью ребенка вскочил на ноги и стал бить в ладоши.
Поздней ночью Макси крался по переулку, который считался чем-то вроде заднего хода в Иностранный сеттльмент. Желая убедиться в том, что за ним не следят, часть пути он проделал по лабиринту Муравейника, потом выбрался из тоннелей на заднем дворе ателье мужской одежды и двинулся по улице. Идя в темноте, он вспоминал другую ночную экскурсию, когда рядом с ним шел брат и они навсегда уходили из Багдада, оставив там прощальный подарок.
Вот и сейчас он уходил.
Он не пользовался этим кружным путем уже много месяцев, но сейчас ему хотелось попрощаться с Рейчел.
— Ты уезжаешь, — сказала она. — Я вижу это по твоим глазам.
На мгновение Макси повесил голову, а потом кивнул.
— Почему? — Руки женщины взлетели ко рту, чтобы не выпустить наружу рыдания.
Макси осторожно отвел ее руки от прекрасных губ и нежно поцеловал в лоб.
— Потому что мне необходимо найти место, которое я смогу назвать домом, прежде чем умру. Потому что здесь все — не мое. Потому что я заработал на то, что действительно будет моим и будет иметь для меня смысл. Тот смысл, который вы находите для себя в своей Библии.
— Но я…
— Мне известно, что ты испытываешь некоторые сомнения относительно этой книги, но ведь в целом ты веришь в то, чему она учит, разве не так?
Пришла ее очередь опустить голову.
— Да, ты прав, — сказала она с тяжелым вздохом.
— Вот и хорошо, Рейчел. Вот и хорошо. А вот у меня в жизни не было ничего подобного, а мне это нужно. Это нужно каждому. — Он ласково приподнял ее голову за подбородок. — Ты понимаешь меня? Я уверен, что понимаешь.
— Когда?..
— Нынче же.
Потом были слезы, судорожные объятия. Они занимались любовью лихорадочно, словно хотели запомнить тепло друг друга. А затем — прощальный поцелуй и взаимные пожелания удачи, произнесенные с пониманием, но без радости.
Примерно через час Макси увидел своего человека, Андерсона с дорожным набором. Отдав ему ключ от своей квартиры, он пошел по безлюдной улице в направлении западных городских ворот. Там его остановила стража. Он с улыбкой снял с плеча рюкзак и полез за кошельком, но внезапно услышал знакомый голос:
— Тебе придется драться, если хочешь выйти отсюда.
— Что ж, пожалуйста, если без этого не обойтись. Я и раньше делал из тебя отбивную котлету, братец, сделаю и теперь.
— Ты будто пьяный. Куда собрался?
— В Индии ты обещал мне, что, если дела пойдут не так, как надо, ты отпустишь меня обратно.
— На ферму, где выращивают опий?
— Не обязательно. Ты обещал не становиться на моем пути. Но вот, ты здесь. У меня дела пошли не так, как надо. Я хочу чего-нибудь попроще и знаю, где это найти.
— У тайпинов.
Макси кивнул и закинул рюкзак за спину.
— Могу ли я что-нибудь сказать, чтобы…
— Остановить меня? Нет. Ни единого слова.
— Значит, все так и будет?
— Так и будет, братец.
— Куда он пошел? — требовательно спросил Сайлас.
— Он уехал, сынок.
Майло положил руку на плечо брата, словно пытаясь удержать его от необдуманных поступков.
— Все меняется в этом мире, мальчики. Меняетесь вы, меняюсь я. Ваш дядя Макси тоже изменился, и теперь он здесь больше не будет жить. Не спрашивайте меня о том, куда он отправился. Я не могу сказать вам этого ради вашей же безопасности. — Внезапно на память Ричарду пришло пророчество, давным-давно услышанное им в Индии: «Брат убьет брата!» И я сам никогда не навлеку опасность на вашего дядю. Вам понятно?
Вошел Паттерсон с пачкой накладных.
— Майло, пойдем со мной, — сказал Ричард, беря накладные. — Мне понадобится помощь. — И отец с любимым сыном вышли из комнаты.
— Ты плачешь? — посмотрел Паттерсон на Сайласа. — Нет, конечно же нет. Юные язычники вроде тебя не умеют плакать, верно? Похныкать — это другое дело, в этом ты мастер. Ну ладно, хватит! Твой дядя — просто любитель обезьян.
Вечером Ричард вызвал к себе Андерсона и Паттерсона. Пока он мерил кабинет шагами, мужчины терпеливо ждали. Наконец Ричард остановился и, повернувшись к Андерсону, спросил:
— Как продвигается наше строительство?
— Отлично. Мы уже почти застроили вашу землю четырехэтажными домами по проекту вашего брата.
— Хорошо. Паттерсон, мне нужен полный отчет обо всех товарах, хранящихся на наших складах.
— Конечно, но…
— А потом сбывай товары. Все ящики с опием — до последнего, все рулоны шелка, каждую фарфоровую чашку, каждый чайный лист. Распродай все, и мне не важно, сколько ты за это выручишь.
— А что делать с деньгами?
— Покупай землю. Дешевую землю повсюду в сеттльменте, чтобы Андерсон построил на ней еще сотню четырехэтажных домов Макси, а затем — еще сотню.
Через шесть недель, незадолго до рассвета, в дверь «Парижского дома» тихонько постучали. Необычное время для клиентов, даже в Шанхае. Служанка Сюзанны открыла дверь и растерялась, не зная, как себя повести со стоявшей на верхней ступеньке крыльца женщиной в одежде миссионера.
