Владимир Малик - Шёлковый шнурок
— Ну, хлопцы, орлы мои, спасибо вам! — с чувством поблагодарил Палий.
Арсен подал знак — и отряд, бросив подводы, помчался по извилистым улицам Подкаменного на восток…
8
На первом же привале, в лесу, состоялся запорожский суд.
Свирид Многогрешный дрожал, как в лихорадке. В последнее время жилось ему не сладко: он поблек, исхудал, и одежда на нем висела, как на палке. Его маленькие хитрые глазки перебегали с одного лица на другое. Дольше всего они задержались на Арсене.
— Братцы, что вы со мной хотите делать? — заскулил он.
— А что делают с предателями? — грозно спросил Метелица.
— Я не предатель… Разрази меня гром, если я хоть кого-нибудь предал! — лепетал Многогрешный. — Я ни в чем не повинен!
Арсен чувствовал, как в сердце разгорается гнев, он едва сдерживал себя, чтобы не сразить мерзавца саблей. Произнёс глухо:
— Не выкручивайся, Свирид! Ты перед казачьим судом, судом чести, и ты обязан говорить чистую правду. За малейшую ложь перед судом чести подсудимого вешают без приговора!
Многогрешный смертельно побледнел. Ему казалось, что язык во рту стал шершавым, а сердце будто оборвалось, ухнув куда-то вниз… Он едва держался на ногах.
Казаки стояли плотным кольцом, насупленные, суровые. Съёжившийся в страхе Многогрешный вызывал у них чувство омерзения.
Лишь Семён Палий не вмешивался в казачий суд. Сидя на коне, уже раскованный, он попыхивал трубкой и молча смотрел на подсудимого. «И откуда только берутся такие слизняки, ничтожества? — думал он. — Какие матери их рождают? В каких семьях вырастают? Почему одни люди трудов и крови своей не жалеют во имя отчизны, а другие норовят побольше сорвать с неё и продают любому, кто больше заплатит?»
Тем временем Многогрешный заголосил:
— Помилуйте, братцы! Побойтесь греха! За безвинную душу бог накажет вас, как татей-разбойников!..
— Братчики, — сказал Арсен побратимам, не слушая вопли обвиняемого. — Многое нам не известно об этом человеке — Свириде Многогрешном, но немало мы и знаем. И чтобы ни он и ни кто другой не могли упрекнуть нас, что мы учинили над ним самосуд, пускай он сперва ответит на наши вопросы, а потом уже мы решим, как поступить с ним… Согласны со мной?
— Согласны! — дружно ответили все.
— Тогда выберем судью. Кого бы вы хотели?
— Тебя, Арсен! — прогудел Метелица. — Кого ж ещё? Ты лучше нас всех знаком с этим проходимцем! Ты и спрашивай, а мы послушаем и прикинем — правду ли он говорит и чего стоит эта его правда!
— Правильно! Правильно! — зашумели казаки.
— Ну что ж, начнём… — Арсен вошёл в круг, остановился напротив Многогрешного, тихо, но строго спросил: — Скажи нам, Свирид Многогрешный, был ли ты в прошлом запорожцем?
— Да, — кивнул тот и взглянул на Метелицу.
— Был когда-то, — подтвердил казак, — однако таким паскудным, что, помнится, присудили мы однажды наказать его киями… А он пронюхал об этом и задал стрекача…
— Так это?
— Так.
— Ладно, перейдём к временам более поздним… Отвечай — был ли ты потурнаком? То есть — сменил ли нашу христианскую веру на басурманскую?
Многогрешный опустил голову.
— Ну, чего молчишь?! — гаркнул Метелица. — Было такое?
— Б-было, — выдавил из себя Свирид. — Но я ж не взаправду…
Казаки переглянулись: не думали, что подсудимый так легко и быстро признает себя виновным в этом тягчайшем грехе, считавшемся на Сечи равнозначным измене Родине.
— «Не взаправду»! — передразнил его Метелица. — Вот как садану саблюкой по твоей дурной башке…
Арсен взглядом остановил старого казака — мол, помолчи, батько!
— Будучи холуём у турецкого спахии, — обратился он к Многогрешному, — не ты ли выдал на суд и расправу повстанцев Мустафы Чернобородого в долине Трех Баранов?
Многогрешный проглотил слюну. Молчал, хлопая глазами.
— В войске Юрася Хмельницкого служил? Помогал туркам разорять Чигирин?
— Не я один служил…
— А теперь скажи мне — сколько заплатил тебе Кара-Мустафа за Златку?
— Какую Златку? — жёлтые глаза впились в Арсена. — Я не знаю никакой Златки.
— За ту Златку, которую ты выкрал в Немирове и отвёз в Каменец… В тот же вечер, когда ты меня в яму бросил!
— Никого я не выкрадывал!
— Брешешь! Сам Юрась говорил мне об этом, когда мы с Сафар-беем — помнишь такого? — допрашивали его на Дунае. Да и Златку я освободил уже, привёз в Фастовиз самого Стамбула. Это моя жена. Она мне все рассказала…
Многогрешный вдруг упал на колени, обхватил запыленный сапог Арсена, прижался к нему мокрой от слез щекой.
— Прости… Я не знал. Это проклятущий Юраська мне приказал… Разве мог я сам?..
Арсен брезгливо оттолкнул его и отступил назад.
— А теперь — последнее… Ты сам помог Порадовскому схватить нашего полковника Палия?
Многогрешный стоял на коленях. Его пепельная, с залысинами голова склонилась почти до земли. Плечи вздрагивали в беззвучном рыдании.
— Молчишь? Значит, и это правда? — Арсен посмотрел на казаков. — Какой приговор вынесет товариство?
На поляне наступила тишина. Слышались только лошадиное ржание да шум ветра в верхушках деревьев.
— Чего там долго думать! — воскликнул Метелица. — Этот прохвост давно заслужил петлю на шею!
— Смерть! — коротко бросил Роман
— На виселицу его, злыдня! — мрачно добавил Спыхальский.
— А ты, батько Семён? — Арсен повернулся к Палию. — Что скажешь?
Палий слез с коня, неторопливо приблизился. Многогрешный поднял было голову, глянул на него с надеждой, но сразу же отвёл взгляд, прочтя в глазах Палия ненависть и презрение.
— Что я скажу? — произнёс полковник. — Многогрешный сам уже вынес себе приговор своими позорными поступками. У него не нашлось ни единого довода в своё оправдание… Так пусть получает то, что заслужил!
— Да будет так! — сказал Арсен. — Этот человек не достоин ходить по нашей земле. Слышишь, Многогрешный? Вставай и исполняй приговор казачьего суда!
— Поми-илуйте! — взмолился Многогрешный. — Ради Христа!
— Поздно спохватился, изверг!.. Исполняй приговор! — Голос Арсена прозвучал жёстко.
Многогрешный, охая, поднялся. Вытер рукавом мокрое бледное лицо.
— Дайте мне пистолет, — прохрипел он. — Как милости прошу!
— Ты не достоин такой чести! От пули умирают воины, а предатели — в петле… Иди и выбирай верёвку. Да покрепче!
Обведя затуманенным взглядом неумолимых мрачных казаков, обступивших его со всех сторон, Многогрешный сделал несколько шагов к ближайшему коню, долго рылся в саквах.
Нашёл наконец длинную верёвку и начал дрожащими пальцами вязать петлю.
Казаки следили за ним, не проронив ни слова.
