Наталья Павлищева - Боги Египта
И снова он молчал несколько мгновений, показавшихся Незер часами.
— Мне не нужна женщина, сердце которой мне не принадлежит. Ты свободна. Повторяю: я не трону твоих сыновей. Можешь идти, если ты пришла за этим.
Она не знала, что делать или сказать. Да, пришла не за этим, пришла, чтобы убить. Но сейчас Незер совсем не хотелось убивать бога с красными глазами, напротив, хотелось, чтобы он подошел и властно поцеловал, запрокидывая ее голову и причиняя боль.
Казалось, Сет ждет, только чего?
Сет круто повернулся и исчез за другой дверью.
Сет сказал ей правду — Нармер действительно побывал у него во дворце и в Запретных владениях.
До Кены юноша домчался быстрей ветра, сам работая веслом, словно от скорости его движения зависела сама жизнь. Но ведь так и было, только не его жизнь, а существование бога тьмы. В голове крутилась одна мысль: его отец — бог Сет! Этого было достаточно, чтобы стиснуть зубы до скрипа и сжать кулаки от отчаянья. В глазах темнело при мысли, что он рожден от главного врага обожаемого им Гора.
Как добрался до этого самого Джаути, даже не помнил. Все смотрели сочувственно, твердили, что за ущелье не пробиться, удивлялись его уверенности:
— Меня пропустят!
И ведь действительно пропустили. Нармер не успел ужаснуться толпе перед воротами, как с другой стороны вышел человек, сказал, что его зовут Юсеф и он проведет Нармера к Сету.
Юноша кивнул, словно так и нужно. От носилок и знака гордо отказался:
— Я способен идти сам, а знак Сета никогда не надену.
От объяснения, что это защита, отмахнулся. Какая может быть защита со стороны того, кого он собрался убить?
И во дворце его сразу провели в покои Сета.
Они стояли друг напротив друга — отец и сын, никогда не встречавшиеся раньше. Сет снял маску трубкозуба, и Нармер невольно поразился его мужской красоте. Бог тьмы вовсе не был страшным, напротив, он хорош своей мощью, имел правильные черты лица, только глаза странные — черные с красными точками внутри, словно уголья костра просвечивали в черноте ночи.
Сет нарушил молчание первым.
— Чем ты собрался меня убивать, этим? — он кивнул на нож за поясом Нармера.
Юноша вытащил клинок, сделанный из лучшего железа кузниц Гора, горделиво вскинул голову:
— Не у меня одного такое оружие, нас много!
— Да что ты говоришь? — рассмеялся Сет.
В следующее мгновение Нармер с криком выпустил нож из руки, потому что клинок вдруг охватило пламя. Скорее с недоумением, чем с ужасом глядя на расплавленный металл на полу, а потом на свою обожженную ладонь, Нармер думал, что если Сет может вот так уничтожить их оружие, то оно бесполезно.
— Смажь, — Сет кивнул сыну на стоявшую на столе склянку.
Только теперь Нармер почувствовал боль от ожога.
Мазь принесла облегчение. Сет внимательно наблюдал за сыном. Дождавшись, когда тот приведет в порядок ладонь, усмехнулся:
— Почему же Тот не сказал тебе, что убить бога может только бог или Бессмертный? Гор даровал тебе бессмертие?
— Нет.
— Могу подарить я. Но при условии, что ты не будешь пытаться меня убить.
Юноша вскинул на отца глаза, замер, встретившись с насмешливыми красными искорками в его черных омутах.
— У тебя глаза, как у матери, — зеленые. Ты видел свою мать?
— Незер? Да, она сказала, что я твой сын.
Нармер просто не знал, как теперь быть. А Сет вдруг предложил:
— Нармер, прежде чем ты попытаешься еще раз напасть на меня с какой-то ерундой, я покажу тебе свои владения. Запретные земли живут по моим законам, посмотри, вдруг тебе понравится?
— Зачем мне твои законы?
Голос Сета стал жестким, как и взгляд.
— Бог мудрости не научил тебя быть мудрым. Мудрый человек никогда не станет отказываться чему-то поучиться. Пойдем, посмотришь.
Нармер был вынужден подчиниться, тем более ему стало любопытно. Сет сумел в пустыне создать не просто оазис, а настоящий райский уголок. Как это ему удалось?
За следующие полдня он с изумлением убедился, что бог тьмы вовсе не любит саму тьму, скорее напротив — в его дворце светло и красиво, в его владениях все яркое и живое, везде порядок, люди здоровые и крепкие.
Далеко не все Нармеру понравилось, не все он понял. Над многим следовало подумать.
— Спрашивай, если чего-то не понимаешь, это не зазорно.
— Почему тебя зовут богом разрушения?
— Потому что для создания нового я разрушаю старое. Без хаоса невозможно наведение нового порядка. Когда-нибудь ты это поймешь.
— Здесь все принадлежит тебе?
— Да. И люди тоже. Все, кто не нарушает моих законов и не проявляет непослушание, живут в до статке.
— А кто нарушает?
— Если нарушает сам, то бывает просто изгнан в пустыню. Если призывает бунтовать — уничтожаю. Разве другие правители не так?
— Ты отбираешь у людей все, что они выращивают и производят?
— Мои люди на моей земле и в моих мастерских создают то, что принадлежит мне. Но все это они получают обратно — каждый то, что ему нужно и сколько нужно. Ткач не выращивает зерно, но каждый день имеет вдоволь хлеба. А строитель получает ткань и хлеб, хотя не работает в поле и не ткет. Каждый хорошо делает что-то одно, а результатами пользуются все.
— Но как ты узнаешь, кому и что нужно?
— Для этого есть чиновники, одни учитывают, сколько выращено или произведено, другие распределяют все это. — Сет был явно доволен расспросами, они означали, что Нармер заинтересовался.
— Но если чиновники ошибутся?
— Ошибку всегда можно исправить.
— А если чиновник окажется нечестным? — не сдавался юноша.
— В таком случае существует короткая и жестокая расправа. Оказалось, достаточно казнить десяток таких нечестных, чтобы остальные забыли и о воровстве, и о нечестности. Лучше не позволять людям грешить, чем дать волю, а потом укорять и наказывать. Любой, кто живет здесь, сможет сказать на суде Маат, что прожил жизнь честно. Я просто не даю им возможности жить иначе. Я не прав?
Нармер смотрел на отца во все глаза. Почему такие мысли не приходили ему самому в голову?
— Но твоя армия? Она безжалостна. Они убили многих, кого я знал.
— Моя армия и моя охрана — наемники. Они действительно безжалостны и не достойны никакого сочувствия. Люди, готовые за серебро и золото убивать других людей, не могут называться людьми. Они понимают, что я их уничтожу, но пока живы, стараются заслужить мое снисхождение, чтобы продлить свою никчемную жизнь как можно дольше.
— Но почему они тебе подчиняются?
— Это преступники, боясь суда Маат, они цепляются за жизнь, служа мне.
