Робер Гайяр - Мари Галант. Книга 2
Мари не удержалась и спросила:
– Что вы делаете, Режиналь? Зачем это?
Он зло усмехнулся:
– Меня научил этому один старый моряк еще в мой первый приезд на острова. Он придумал этот на первый взгляд пустяковый прием: наносил на пули крошечные отверстия вроде тех, что вы видите перед собой. Кажется, мелочь, однако рана от такой свинцовой пули будет огромной, словно от пушечного ядра… Такой же пулей я прошлой ночью снес голову негодяю из Каз-Пилота… Попробуйте и убедитесь сами! Результат зачастую бывает столь потрясающий, что в другой раз стрелять не приходится…
Мари едва заметно пожала плечами. Этот вопрос нимало ее не интересовал.
– Вы слышали, Режиналь, – в упор спросила она, – что мне сказал майор по вашему поводу?
– Разумеется. Я не пропустил ни слова.
– И что вы обо всем этом думаете?
Он зарядил пистолеты. Положил их на стол и стал задумчиво расхаживать по комнате.
– Делайте, что считаете нужным, Мари, – сказал он наконец. – Решение принимать нельзя, не узнав прежде, как могут повернуться события. Я знаю лишь одно: что бы ни случилось, я сумею защититься и отомстить за себя. И еще: моя судьба как члена Высшего Совета – в ваших руках. И я бы не хотел, дорогая Мари, чтобы из-за моего присутствия опасность грозила вашей собственной жизни.
– Спасибо, Режиналь, – поблагодарила она. – Мы, разумеется, скоро увидимся. Однако позвольте обсудить с вами последний вопрос. Если со мной что-нибудь случится, поклянитесь самым святым, что у вас есть: мстя за меня, вы ни в коем случае не прибегнете к помощи извне!
– Раз вы этого требуете, даю вам слово. Однако пусть поостережется осмелившийся поднять на меня руку! Я буду беспощаден с этой толпой идиотов!..
Что ему стоило дать такую клятву? Как только Мари исчезнет, разве не присоединится он к тем, кто жаждет занять ее место?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Первое отречение
Стремительно надвигавшаяся в тропических широтах ночь застала их в пути, когда до Ле-Прешера оставалось около лье. От самого Сен-Пьера они не обменялись ни словом, стараясь ехать так быстро, как только позволял почтенный возраст святого отца, бывшего неважным наездником. Теперь, вблизи моря, легкий ветерок приносил с собой приятную свежесть.
Вдалеке зловещие отблески отражались в иссиня-черном небе, которое останется таким еще на несколько часов, пока на нем не появятся первые тропические звезды.
Временами отблески пламени казались ярче из-за внезапной перемены ветра.
Мари спрашивала себя, в каком состоянии она застанет небольшой поселок, обычно такой мирный, лежавший на холме и омываемый с другой стороны Карибским морем. Мари хотела бы знать, что происходило к югу, по другую сторону от Сен-Пьера, в Ле-Карбе, и как в это же время себя ведут жители Каз-Пилота после пожаров истекшей ночи.
Должно быть, ром течет рекой, а это вряд ли внесет успокоение в смятенные души колонистов.
Когда они подъехали к первым свайным постройкам Ле-Прешера, то услышали громкие крики, сливавшиеся в сплошной гул. Похоже, кричали во время праздника, карнавала, однако на сей раз шум приобретал драматический характер, отчего сердца наполнялись тоской и неясным предчувствием беды.
Когда всадники вступили на главную улицу, перерезавшую поселок из одного конца в другой, Мари, не выпуская поводьев, инстинктивно сжала рукоять одного из пистолетов. В эту минуту она прощалась с жизнью и дала себе слово: она сделает все возможное, чтобы положить бунту конец, но, если ей суждено умереть, она подстрелит кого-нибудь из своих врагов.
Вначале всадникам показалось, что поселок опустел. После поджога складов, рынков, домов жители, вероятно, отправились в другое место, чтобы продолжать подвиги. Однако шум не утихал. Судя по всему, толпа стекалась в одно место, скорее всего – на площадь Оружия.
– Дети мои! – вдруг заговорил святой отец, выбросив одну руку вперед. – Нам лучше ехать помедленнее. Ни к чему поспешностью выдавать обуревающее нас волнение. Чужое хладнокровие всегда сдерживает самых страстных крикунов. Давайте въедем на главную площадь не спеша. И ни слова лишнего: будем сохранять достоинство.
Он обернулся к Мари:
– Может быть, дитя мое, вам бы следовало укрыться за мной. Тело у меня большое и, хоть и старое, могло бы вас заслонить от злоумышленника…
– Нет, отец мой, – твердо возразила она, – прошу вас, напротив, пропустить меня вперед. Во главе нашего небольшого отряда следует быть мне. Следуйте за мной…
Она пришпорила лошадь, выехала вперед, потом осадила лошадь и неспешно направилась к площади в сопровождении двух мужчин.
По мере того как их небольшой отряд продвигался вперед, выкрики бунтовщиков становились все пронзительнее, уже можно было разобрать отдельные слова.
Мари глубоко вздохнула. Она чуть сильнее сжала повод и опустила руку на бедро, приготовившись выхватить пистолет.
Позади нее ехали бок о бок Мерри Рулз и отец Бонен.
Как только бунтовщики заметили троих всадников, закричали еще громче, а потом вдруг затихли, как по команде.
Мари решительно, как ни в чем не бывало продвигалась вперед, в самую гущу толпы.
Она увидела, что бунтовщики сложили костер и разговаривали, стоя вокруг него, как в дни народных гуляний. И сразу подумала, что собравшиеся держат совет, желая договориться, как вести себя дальше.
У Мари за голенище был заткнут хлыст. Ее охватило безумное желание ударить кого-нибудь из этих людей с перекошенными от бешенства лицами, однако она сдержалась.
Костер, разложенный посреди площади, выглядел празднично, зато длинные тени сбившихся в кучу людей смотрелись угрожающе.
Когда от ближайших бунтовщиков Мари отделяло всего несколько шагов, она остановила лошадь и громко, отчетливо выговаривая, спросила:
– Вы меня узнаёте? Что происходит? Что вы здесь делаете?
Святой отец и Мерри Рулз подъехали вслед за Мари и остановились по обе стороны от Мари, словно беря ее под свою защиту. Сзади, с другого конца площади, несколько нестройных голосов выкрикнули:
– Смерть генеральше! Смерть шлюхе! Смерть ее любовнику!
Мари сделала вид, что не слышит, но незаметным движением шпор подняла лошадь на дыбы. Передние копыта животного взвились на мгновение над головами близстоявших людей, и те отшатнулись. Нельзя сказать, что при других обстоятельствах они вели бы себя менее вызывающе; просто те, что находились в задних рядах, верили в собственную безнаказанность, а эти, оказавшись лицом к лицу с действительностью, лучше, может быть, осознавали серьезность своей вины и предательства.
– Расходитесь по домам! – приказала Мари. – Ступайте проспитесь! Завтра будет много работы. Придется восстанавливать то, что вы уничтожили…
