Френсис Мэсон - Золотой адмирал
Подчиняясь сигналу своего адмирала, эскадра сделала поворот и стала выстраиваться в длинный неровный ряд параллельно зубчатым стенам крепости. Этот маневр, как заметил Хьюберт Коффин, выполнялся на таком благоразумном расстоянии, что только длинноствольная пушка могла бы достать корабли англичан, идущие теперь в один ряд.
— Поднять мой сигнал «открыть огонь», — спокойно приказал Дрейк начальнику артиллерии. На сигнальный рей галиона быстро взлетел сине-красный полосатый флажок, и тут же одна за другой грянули восемь тяжелых полукулеврин, составляющих батарею левого, или грузового, борта «Бонавентура». Вьющиеся клубы серо-белого дыма лениво поплыли в сторону осажденного города, но — как вполне ожидал Хьюберт Коффин — до цели снаряды всех пушек не долетели как минимум и ста ярдов, подняв на мгновение внушительные фонтаны разлетающихся осколков камней.
Английские корабли один за другим следовали примеру флагмана, и по городу с красными крышами прокатились громоподобные залпы, которые, отражаясь от гор за портом, возвращались эхом, и в воздухе тучами закружились перепуганные морские птицы: крачки, большие бакланы и пеликаны.
Теперь и испанский западный форт открыл огонь, но с теми же нулевыми результатами. Что касается Дрейка и его старших офицеров, их внимание было поглощено той большой батареей, что защищала место высадки. Пополнилась ли их артиллерия длинноствольными пушками? Всем были видны пушкари, суетившиеся вокруг орудий с ганшпугами, пробойниками и щетками банников в руках.
— Дьявольское им проклятье! — прорычал Винтер. — Почему эти ублюдки не открывают огня и не дают знать, чем они могут нам досадить?
Момент был напряженным: имейся там, у них наверху, даже полупушка, они могли бы здорово потрепать наступающую эскадру. Где-то минутой позже испанский начальник удовлетворил любопытство Винтера. Около десяти пушек их главной батареи выпустили свои снаряды, выплюнув крупные кольца дыма навстречу летящему с моря ливню. Уайэтт мог совершенно отчетливо разглядеть, как вражеские ядра взмыли по дуге в небо. Коффин же вдруг ухмыльнулся и весело хлопнул себя ладонью по ноге.
— Да у них только полукулеврины да камнеметные орудия — и ничего серьезней.
— Как ты можешь определить?
— Смотри, какие параболы описывают их снаряды.
Даже генерал Карлейль задрал вверх голову, чтобы проследить за полетом приближающихся пушечных ядер, отчего его черная борода вылезла далеко за поручень.
Очевидно, сохранялось еще положение, описанное мастером Дженкинсом из Байоны, и снаряды крепости шлепались в воды гавани, не долетая добрых двух сотен ярдов до борта «Бонавентура».
Наконец Дрейк приказал армаде прекратить огонь, тем самым уменьшив шум канонады вдвое. Однако стрельба англичан имела определенный успех: загорелась каракка, а одна из тех каравелл, которые за день до этого Уайэтт видел входящими в порт, так глубоко ушла носом под воду, что ее фок-мачта резко накренилась над водой.
Неторопливо эскадра Дрейка стала на якорь прямо у внутренней кромки той отмели, но все же достаточно далеко от берега, чтоб избежать испанских орудий и опасности внезапной атаки на шлюпках.
Глава 14
ЗАХВАТ
Сперва один за другим, затем гроздьями в Санто-Доминго зажглись желто-красные огоньки и, словно бы им в помощь, загорелись мириады звезд и сияли так ярко, что легко было даже без луны различить очертания укреплений.
Генри Уайэтт, подчиняясь сигналу Феннера, приказал подтянуть к борту адмиральскую гребную галеру, которая вместе с другими мелкими суденышками «Бонавентура» тащилась на буксире за кормой. Быстро и без лишнего шума аркебузиры, лучники, копейщики и матросы, отряженные для сопровождения экспедиции, спустились в ожидающие их лодки.
Хотя сильный ветер с суши и должен был относить в море большинство звуков, в расчеты Дрейка вовсе не входило настораживать испанцев во внешних фортах относительно предстоящих его действий. К укреплениям устремились шлюпки и с других кораблей, подгоняемых ветром, дующим в помощь гребцам.
В стальной каске без украшений, кирасе и коротком черном плаще адмирал Дрейк ловко спустился по канатному трапу, а следом к нему присоединился генерал Карлейль с двумя полевыми капралами.
Уайэтт был очень огорчен, что по долгу службы ему пришлось остаться на борту. Вместе с Хьюбертом Коффином, тоже клянущим свою судьбу, он стоял, вглядываясь в темноту, поглотившую флотилию мелких судов.
— Как, по-твоему, там, в фортах, заподозрят, что происходит? — полюбопытствовал Коффин, плюхнувшись от слабости на целый пороховой бочонок, так как, снова оказавшись на кораблях, больные перестали поправляться, а некоторые, и в немалом числе, посходили с ума.
— Нет, не думаю, что они догадаются, — отвечал Уайэтт. — Ветер с суши, поэтому вряд ли они услышат что-нибудь тревожащее.
Вскоре ветер задул сильнее, и, к большому огорчению тех, кто остался позади, из тьмы небесной захлестало дождем. Время, казалось, потеряло свой счет. Сердито закачались на своих якорях корабли, заныли, застонали их шпангоуты и верхние реи, словно их раздражало это нежелательное бездействие.
Теперь, когда свободного времени у него было предостаточно, Уайэтт, как обычно, пустился в догадки насчет того, что могло бы случиться с его ненаглядной Кэт. Теперь она, наверно, здорово располнела, вынашивая их отпрыска, зачатого несомненно в той райской долине, лежащей в лесу в окрестностях Сент-Неотса.
Сент-Неотс! В темноте его губы сурово сжались при воспоминании о том, что тогда произошло в его родном городишке и на рыночной площади в Хантингдоне. Несомненно, существовали на свете такие отвратительные безобразия, как ведьмы и колдуны. Каждый простой человек в Англии согласился бы с этим, но обвинять в таких ужасных злодеяниях несчастную обезображенную Мэг и доброго, не в меру любопытного и непрактичного отца было просто абсурдом! Что касается матери, он снова представил себе эту жутко трогательную, истощенную фигурку с растрепанными седыми волосами, раскачивающуюся на фоне яркого полуденного неба.
«Когда-нибудь, — молча решил он, — я встречусь с сэром Джоном Эддисоном и заставлю его отречься от лживых слов». Ведь это он взбудоражил власти и выдвинул обвинения. Кроме того, подумалось помощнику штурмана, нужно добиться отмены обвинений в его собственный адрес. Ведь фактически в данный момент он не более чем приговоренный преступник, сбежавший от правосудия королевы.
Он только вполуха слушал то, что не переставал рассказывать сквайр Коффин.
— Да, Генри, я просто не дождусь, когда мы пойдем на штурм города. — Он понизил голос. — Видишь ли, семья моя обеднела на королевской службе. Отец мой издержался почти до последнего шиллинга, чтобы снарядить меня в это плавание. Дай Бог, чтобы в казне короля Филиппа оказалось достаточно и на нашу долю. — Он повернул к Уайэтту бледное лицо, заблестевшее от дождя под светом большого кормового фонаря. — Да, Генри, и тебе кое-что перепадет для твоей милой Кэт, о которой ты вечно болтаешь, и для твоей семьи.
