Владимир Прасолов - Золото Удерея
— Дак чего звал, говори, Иван. Некогда мне, хватиться начальство может.
— Когда ты их на Шаарган приведешь?
— Думал, завтра там будем к вечеру, а не случилось. Теперь дня через два, пока доберемся.
— Авдеича упредить надо о задержке.
— Сына отправлю, упредит.
— Добро, тогда вот как дело делать будем. Когда в зимовье заедете, дымка пусти, мы-то рядом будем, ясно, раньше вас. Твое дело привесть их туда. Авдеича мы тоже встретим, за то не думай. Ближе к ночи аль под утро и нагрянем. Надо только, чтоб работники твои подале от зимовья свой шатер поставили, в распадке у речки там хорошее место. Придумай чё-ни-будь. Ну и сам, как солнце садиться станет, с работниками своими будь, чтоб все под твоим оком были. Чтоб, если скандал какой случится, тихо сидели. Ну а дело сделаем, я тебя кликну. Филином. Тихо придешь, один, пу и шум подымешь Потом, когда народ пытать начнут, все поклянутся, что ты с ними ночью был. Вот и все, Степан. А с ними мы с Авдеичем да Фролом легко управимся. Да, еще вот что, гостинец наш им на стол вечером тем поставишь. Сам не пей, с травкой дурманной водка. Выпьют, нам легче… Побрезгуют, больнее подыхать будут.
Фрол молча слушал разговор. Холодок прокатился по его телу от таких слов. Не врал Косых, не врал, действительно задумано злодейство смертное. И этот проводник не понравился Фролу. Слушает, а в глазах прищуренных темнота и холод, не поймешь, чё думает. Волчий взгляд, не человечий.
Матанин, выслушав Косых, поднялся и, кивнув Фролу, сел на коня.
— Бывайте, сделаю, как сказано, — сказал и припустил коня с места рысью. — Застоялся Бусый, а ну, давай, давай! — подгонял он коня, стремясь скорее уехать.
Гнал, пока не въехал в деревню. Здесь осадил и, спрыгнув, пошел пешком, ведя разгоряченного жеребца в поводу. Он шел и кусал губы.
— Сволочь! Какая сволочь! Все продумал, все, кажись, гладко! Не знал бы от Авдеича, за чистую монету принял бы уговор этот и… кормил бы рыбу в реке вместе с пришлыми. Теперь того не случится! Накось, выкуси! Надо же, упредил — отраву эту не пить. Меня, значит, не пожалел. Мне больно умирать бы пришлось! Вот гад! И этот бугай таежный с ним. Этого надо будет сразу кончать, с ним не совладаешь, если не завалить сразу. И чего он с ним?
Степан спустился к реке, где уже в сумерках весело горел костер.
— Бать, ты чё такой? — встретил его сын.
— Какой?
— Да это, лицом серый…
— Ничто, сынок, пройдет. Был кто из начальства?
— Сотник Пахтин.
— И что?
— Просил приехать к ним, как вернешься.
— Хорошо, съезжу. Ты вот что, езжай домой. Там сразу к Никифорову, передай, что жду его послезавтра, где договорились. Еще передай, виделся с Косых. Поклон ему мой передай.
— Чё?
— Ты чё, глухой, поклон ему мой передай, понял?!
— Понял, батя.
— Все, езжай не медля.
— Может, утром?
— Нет, сейчас езжай.
Василь вскочил на коня и, тронув поводья, попрощался:
— Ну, тогда я поехал, пока, бать.
— Эй, мужики, чем это от котла тянет, никак ушица? — Степан вытащил из сумы бутыль с водкой, что отдал ему Косых, и сунул в телегу с сеном, где спал Глотов.
— Она самая, Степан, присоединяйся.
— Вот и хорошо.
— Эй, мужики, дайте юшки, а то помру, ей-богу! — раздался слабый голос из телеги.
— Во, вроде ожил, налейте ему, а то и впрямь помрет.
— Ой, не надо-о-о-о!
— Чего не надо?
— Водки не надо!
Надрывный голос, едва ли чуть не плач, из телеги потонул в общем хохоте.
— Кто ж тебе ее даст! Ты свое выпил! Ухи-то налить?
— Вот-вот, юшки… жиденькой…
Похлебав наваристой ухи, Степан поехал к начальству. Хорошо, хоть было чего сказать — мастер очнулся и целую миску ухи съел, значит, жить будет!
— Ну что, Фрол, веришь теперь?
— Да, правда твоя. — Фрол встал. — Семен там тревожится, поди, куда мы делись. Как бы в поиск не кинулся, разминемся.
— Лошади готовы. Только придется задами деревню объехать, мне, сам понимашь, ни к чему здесь рожу казать.
— Поехали.
Фрол и Косых ельником, по берегу Рыбной, обошли деревню и переправились на тот берег. Пришлось вымочиться, глубоко переходили, угораздило Матани-на как раз напротив переправы свой лагерь поставить. Ни пройти, ни проехать незамеченным, хоть уже и стемнело.
Семен их встретил вопросом:
— Где провалились? Я уж не знал, чё и думать.
— Ага, подумал, поди, что кончил я твоего дружка? — ощерился Косых.
— Жила у тебя тонка, таких как Фрол кончать! — зло ответил Семен.
— Тихо ты, не шуми. Задержка вышла, сам видел, экспедиция сюда пожаловала. А ведет ее Степан Мазана, подручный Никифорова. Вот он и предложил с ним встретиться. Обговорить дело. Все, Семен, подтвердилось, сам разговор слышал. Потому и задержались.
— Да видел я, как они на берег спускались. Схорониться пришлось. И Матану видел. На нем крови старательской не меньше, чем на этом, — кивнул Семен на Косых.
Тот удивленно на него посмотрел. Семен заметил этот взгляд и спросил:
— А то ты не знаешь, вместе же разбойничали?
— Что знаю, то мое, за то отвечу.
— Моих товарищей Матана вырезал, после нашей с тобой встречи в Кулаковой деревне.
— Врешь ты, не догнал он тогда вас.
— Догнал и повязал со своими людьми. Токо я ушел ночью, а потом туда вернулся. Всем моим горло перерезали люди его. Вот так было.
— Не знал того… не знал…
— Выходит, промеж вас не все чисто было, поди, золотишком он с вами не поделился тот раз.
— А у вас тогда было? Вы ж только заходили.
— А ты у него спроси при случае, куда он его дел.
«От сука!» — подумал Косых и ответил:
— Мне теперь незачем спрос учинять, а тогда нам про то он не сказал. Теперь, когда схватимся, он вас зубами рвать будет, коль то, что ты сказал, правда…
— Да, весело… — подытожил разговор Фрол. — Мне он сразу не понравился. Закрытый, тяжелый мужик.
— Матана сам себе на уме завсегда был, но слово его кремень, чё пообещал, сполнит в точности..
— Ну, нам ночевать здесь не с руки, так что едем, пока луна светит. Семен, отдай ему коня, пускай на своем едет.
— Пусть едет, только ружьишко его я себе возьму.
Луна в ту ночь была яркой, небо безоблачным, ехали быстро и часа через три были уже на белых камнях.
Тут и остановились у одного из шалашей. Здесь время от времени кто-нибудь известь готовил. Прямо на поверхность выходили ее пласты. Расквашенная дождевой водой, белой пеной покрывала она скальные выступы. Издали, под светом луны, как будто снегом подернуты.
«Красиво-то как», — думалось Фролу. Разгоревшийся костер погрузил все окружающее в темноту. Много ли надо уставшему путнику: седло под голову, лапника охапку под себя да костер, чтоб душу согревал. Так и улеглись. Спать по очереди сговорились. Косых караулить все одно надо было, Семен настоял.
