Артур Конан Дойл - Белый отряд
— А как добрая королева Филиппа? — осведомился второй.
— А дама Алиса Перрерс? — крикнул третий.
— Уот! Чертов болтун! — заорал высокий молодой человек, хватая Уота за шиворот и в назидание встряхивая его.
— Да за эти слова тебе Принц голову бы снес.
— Клянусь богом, Уот бы и не заметил. Она же у него пустая, как сума нищего.
— Пустая, как сума английского оруженосца, — отозвался первый.
— Куда к черту запропастился стольник и его кравчие? Они до сих пор не расставили козел для столов.
— Mon Dieu! Если бы человек мог дожраться до рыцарства, так ты, Хамфри, был бы по меньшей мере знаменитым рыцарем, — заметил второй оруженосец среди взрывов хохота.
— А если бы ты мог допиться до чего-нибудь, дурья голова, ты стал бы первым бароном королевства! — крикнул обиженный Хамфри. — Но как дела в Англии, скажите, оруженосцы Лоринга?
— Я считаю, — заявил Форд, — что во многом она осталась такой же, какой была, когда ты видел ее в последний раз, может, только шуму в ней поменьше.
— А почему меньше шуму, юный мудрец?
— Ну, пораскинь мозгами.
— Клянусь богом! К нам заявился паладин, а на башмаках у него все еще хампширская грязь! Он хочет сказать, что шуму стало поменьше, так как мы оттуда уехали.
— Быстро они тут соображают, — заметил Форд, повернувшись к Аллейну.
— Как прикажете вас понять, сэр? — спросил оруженосец-задира.
— Как хотите, так и понимайте, — небрежно отозвался Форд.
— Это дерзость! — воскликнул другой.
— Сэр, я преклоняюсь перед вашей догадливостью, — ответил Форд.
— Сдержись, Хамфри, — заметил высокий оруженосец, рассмеявшись. — Мне кажется, тебе нечего ждать снисхождения от этого джентльмена. В Хампшире языки остры, сэр.
— А мечи?
— Гм! Мы можем проверить! Через два дня турнир, тогда и посмотрим, так же ли остро твое копье, как язык.
— Все это распрекрасно, Роджер Харкомб! — воскликнул коренастый молодой человек с бычьей шеей; его квадратные плечи и массивная фигура говорили об исключительной физической силе. — Ты слишком легко относишься к этому делу. Мы не можем допустить, чтобы над нами так просто взяли верх. Лорд Лоринг уже показал себя, но мы ничего не знаем о его оруженосцах, кроме того, что один остер на язык. Ну, а вы, молодой сэр? — обратился он к Аллейну, опуская тяжелую руку ему на плечо.
— Что я, молодой сэр?
— Ma foi! Можно подумать, будто это паж моей дамы. Прежде чем ты снова увидишь свою мать, твои щеки должны стать посмуглее и потяжелее рука.
— Если рука моя и не тяжела, зато она всегда готова.
— Готова? Готова для чего? Чтобы нести шлейф моей дамы?
— Готова проучить любого за дерзость, сэр.
— Хорошенький мой дружок! — ответил коренастый оруженосец. — Какой у тебя нежный румянец! Какой мелодичный голос! Глаза — точно у стыдливой девы, а волосы трехлетнего младенца. Voila! — И он грубо сунул толстые пальцы в золотистые кудри юноши.
— Вы напрашиваетесь на ссору, сэр, — сказал Аллейн, побледнев от гнева.
— Ну и что же?
— Вы делаете это как деревенский олух, а не как надлежит вежливому оруженосцу. Вы дурно воспитаны и грубы. Рыцарь, которому я служу, показал бы вам, как себя ведут в таких случаях.
— А что бы он сделал, о цвет оруженосцев?
— Он бы не шумел и не дерзил, а держался бы еще любезнее, чем обычно. Он сказал бы: «Сэр, я счел бы для себя честью, если бы мог слегка сразиться с вами, не ради моей славы или из честолюбия, но больше ради славы моей дамы и поддержания рыцарской чести». Затем он снял бы перчатку — вот так — и бросил бы наземь; или, если бы полагал, что имеет дело с грубияном, он бросил бы ему перчатку в лицо — как я бросаю ее сейчас!
Толпа оруженосцев взволнованно загудела, когда Аллейн, чья прирожденная мягкость при это беспричинном нападении на него вдруг сменилась ожесточенной решимостью, изо всех сил швырнул перчатку в насмешливое лицо оскорбителя. Со всех сторон сбежались оруженосцы и пажи, и вскоре обоих противников обступила густая взволнованная толпа.
— За это ты поплатишься жизнью, — сказал задира, и лицо его исказилось яростью.
— Если ты сможешь отнять ее, — ответил Аллейн.
— Милый друг, — шепнул Форд, — крепко стой на своем.
— Я буду судить по справедливости! — воскликнул Норбери, молчаливый оруженосец сэра Оливера.
— Ты сам все это затеял, Джон Трантер, — сказал высокий малый, которого называли Роджером Харкомбом. — Вечно ты дразнишь новичков. Стыд и срам, если дело зайдет дальше, чем следует. Юноша показал себя смелым.
— Но удар перчаткой! Удар! — закричало несколько оруженосцев постарше. — Этого нельзя так оставить!
— Нет, можно. Трантер первый коснулся его головы, — сказал Харкомб. — Как ты полагаешь, Трантер? На этом следовало бы и покончить?
— Мое имя известно в здешних краях, — горделиво ответил Трантер, — и я не могу допустить, чтобы на нем осталось пятно. Пусть поднимет перчатку и заявит, что был не прав.
— Я предпочел бы, чтобы он попал к черту в лапы, — прошептал Форд.
— Вы слышите, молодой сэр? — спросил миротворец. — Наш друг согласен забыть об этом случае, если вы только признаете, что действовали необдуманно и сгоряча.
— Я этого не могу признать, — ответил Аллейн.
— Но таков у нас обычай, молодой сэр: когда среди нас появляются новые оруженосцы из Англии, мы подвергаем их тем или иным испытаниям. Подумайте, ведь если у человека новый боевой конь или копье, он всегда будет испытывать их в мирное время, чтобы, когда в них скажется нужда, они не подвели его. Насколько же важнее испытывать наших будущих товарищей по оружию.
— На вашем месте я бы отступил, если это можно сделать с честью, — шепнул Норбери на ухо Аллейну. — Человек этот — известный мастер сражаться мечом и гораздо сильнее вас.
Однако в жилах Эдриксона текла кровь упрямых саксов — разогревалась она очень медленно, но, закипев, остывала нелегко. Намек на грозившую ему опасность только укрепил его решимость.
— Я прибыл со своим хозяином, — сказал он, — и в каждом видел здесь англичанина и друга. Этот господин встретил меня грубостью, и если я ответил ему тем же, то пусть пеняет только на себя. Перчатку я подниму, но, конечно, не откажусь от своего поступка, если мой обидчик первый не извинится за свои слова и свое поведение.
Трантер пожал плечами.
— Ты сделал все, что мог, Харкомб, чтобы спасти его, — сказал он. — Лучше решить спор сразу.
— Я тоже так считаю! — воскликнул Аллейн.
— Совещание продлится до самого пира, — заметил седой оруженосец. — У вас добрых два часа…
