Питер Марвел - В погоне за призраком, или Испанское наследство
– Ни слова более, Ришери! – вскричала Лукреция, порывисто вскакивая. – Завтра с утра вы доставите меня на берег! Мы должны навестить губернатора. Ваш камешек оказался как нельзя кстати. Мозаика сложена! Теперь попробую поведать о ней пройдохе-банкиру – возможно, его заинтересует узор.
– Неужели вы оставите меня без награды? – Шевалье вскочил следом и заключил женщину в объятия.
– Какой же вы ненасытный, шевалье!
К утру у Лукреции уже созрел план, который она посчитала недурным для плана, который родился и вызрел всего за одну ночь. Разумеется, он мог не сработать, и это сильно бы осложнило ее дальнейшие действия. Однако интуиция подсказывала Лукреции, что ее ждет удача.
Она поднялась рано утром и уже собиралась просить Ришери отправить ее на берег, как он явился сам, как всегда собранный и галантный. Он церемонно поцеловал ей руку и поинтересовался, как ей спалось.
– Бросьте, Франсуа! – поморщилась Лукреция. – А то вы не знаете. Готовьте шлюпку!
Ришери с удовольствием повиновался, и через три четверти часа они вместе поднимались на причал бриджтаунского порта. А еще через полчаса нанятый ими экипаж остановился у ворот губернаторского дома. Пока капитан Ришери приносил свои благодарности губернатору за проявленное гостеприимство и помощь, Лукреция разыскала комнаты, где обретался Абрабанель, и без излишних церемоний вошла в незапертую дверь. Дочь банкира еще спала, и это было ей только на руку – она настроилась на очень серьезный разговор с этой голландской крысой.
Судя по всему, Абрабанель только что поднялся с постели. Облаченный в стеганый, на турецкий манер, шлафрок[45], он сидел за большим столом и что-то писал, с его плешивой головы свисал ночной колпак, а гусиное перо скрипело и брызгалось чернилами. То и дело Абрабанель недовольно морщил мясистый нос и покачивал головой, отчего кисточка на его колпаке вздрагивала и кивала в такт.
– Доброе утро, господин Абрабанель! – пропела Лукреция, неслышно возникая за спиной банкира.
Старик подскочил, словно за шелковый ворот шлафрока ему плеснули воды. Его лицо побагровело, а брови поползли вверх. Стопка бумаг рассыпалась, и они стайкой перепуганных птиц разлетелись по сторонам. Абрабанель негодующе обернулся и схватился рукой за сердце.
– Это вы?! – воскликнул он. – Содом и Гоморра! Меня едва не хватил удар! Но что вы здесь делаете, сударыня?! И как вы сюда попали?
Его маленькие глазки с подозрением ощупывали Лукрецию, но в этом взгляде не было и тени похоти – мысли банкира были заняты иными заботами, как и его руки, которые, не теряя времени, сгребали рассыпавшиеся бумаги.
– Неужели вы, такой сильный и влиятельный мужчина, могли испугаться слабой женщины? – проворковала Лукреция, наслаждаясь его замешательством. – Простите меня, я совсем не хотела произвести на вас столь сильное впечатление. Кажется, я просто заблудилась. У губернатора такой огромный дом...
– Не морочьте мне голову, сударыня! – сердито сказал Абрабанель, который уже пришел в себя. – Впервые вижу человека, который бы заблудился в приличном доме. Такое может случиться только с тем, кто сам ищет случая потеряться. Что-то не очень вы смахиваете на почтенную вдову! Мне еще вчера стало ясно, что вы не та, за кого себя выдаете. Но я в чужие дела не лезу! Бог с вами! Только оставьте в покое мою дочь и меня заодно! Здесь вам ничего не перепадет, и не надейтесь!
С каждым словом голос его креп и становился все более властным. Однако Лукрецию это не смутило. Презрительно приподняв брови, она холодно поинтересовалась:
– Не перепадет? О чем это вы?
Абрабанель погрозил ей пальцем.
– Я знаю женщин! Знаю, что им нужно! Вы только и высматриваете, где можно поживиться. Где поймать безутешного вдовца с приличным капиталом. Чтобы потом обольстить его и ощипать как гуся! Не на такого напали, сударыня! Я человек благочестивый...
Не удержавшись, Лукреция звонко рассмеялась. Банкир запнулся и посмотрел на нее с изумлением.
– С чего это вы так веселитесь, позвольте узнать?
Ему наконец удалось собрать бумаги и ловко свернуть их в трубку. Но и в таком положении он старался держать их так, чтобы женщина не могла их рассмотреть.
– О вашем целомудрии, господин Абрабанель, ходят легенды. Мне бы, пожалуй, никогда не пришло в голову вас соблазнять. У меня и в мыслях не было брать вас в мужья. Тем более что моя скорбь по первому супругу еще так свежа...
Последние слова, произнесенные с насмешкой, опять было насторожили Абрабанеля, но он все же заметно успокоился.
– Ну, и слава Всевышнему! – ворчливо сказал он. – Если на уме у вас другие глупости, это уже легче. Но все равно я вам не доверяю. Говорю это прямо, как на исповеди. По моему разумению, вы, сударыня, не та, за кого себя выдаете. Меня не проведешь. Вы нисколько не похожи на честную вдову голландского подданного.
– А, да что вы заладили – честный да благочестивый!.. – махнула рукой Лукреция, вдруг сделавшись вульгарной, как базарная торговка. – Какой же вы порядочный, когда на верную гибель целый корабль отправили, с людьми, с капитаном и даже с помощником, который вам безгранично доверял и в которого влюблена ваша собственная дочь!
– Моя дочь молода и глупа! А от вашей любви одни неприятности. Послушание и бережливость – вот все, что требуется от хорошей жены. Любовь – это все выдумки вертопрахов и дураков, что топчут паркет в Версале... А с чего вы взяли вот это... про корабль?
Сказано это было как бы между прочим, даже чуть-чуть застенчиво и сопровождалось быстрым взглядом исподлобья.
– Должна вас немного разочаровать, милейший господин Абрабанель! – с улыбкой сказала она. – Послушание и бережливость не входят в число моих достоинств. Досадно, конечно, ведь вы их так цените! Но зато у меня есть ум. И если вы дадите себе труд оценить его...
– Все вздор, вздор! – торопливо сказал банкир и, отвернувшись, побросал бумаги в ящик стола, который тщательно запер на ключ. – У женщин весь ум в известном месте, и это – святая правда! Врываетесь к мужчине в спальню, дурите ему голову глупыми баснями... Все, что вы сказали про корабль, – все вздор! Пираты...
– Кстати, о пиратах я тоже слышала, – грубо перебила его Лукреция, усаживаясь в стоящее поблизости кресло с той особой наглостью, которая столь презираема при дворе и столь незаменима в доме свиданий. – Вы-то, хитрец, рассчитывали, что Черный Пастор, обнаружив пустые трюмы, по своему обыкновению впадет в бешенство и утопит всю команду. А вышло по-другому! Команда «Головы Медузы» живехонька. Сколько там – человек шестьдесят? Шестьдесят свидетелей, чьи показания могут привести вас на английскую виселицу, – это серьезно! Да и в Амстердаме вам этого не простят. Что там у вас полагается за предательство интересов общины? Херем?
