Саймон Скэрроу - Орел нападает
Последние несколько дней дались ему нелегко. Они оказались чуть ли не самыми трудными в его жизни. Физическая усталость продолжала накапливаться, усугубляясь гнетом постоянного страха за жизнь.
И сейчас, лежа на сыром речном берегу, облепленный вонючей болотной грязью, продрогший, истосковавшийся по теплу и нормальной горячей пище, юноша мог думать лишь об одном — о желанной отставке. Это был далеко не первый случай, когда все его помыслы устремлялись к досрочному увольнению из армейских рядов. Не первый и уж наверняка не последний.
Мысли катились по наезженной колее, упираясь в главный вопрос: как выйти раньше, чем следует, с пенсионом и без увечий? К сожалению, дотошные имперские буквоеды, задолго до появления Катона на свет разработавшие все положения воинского устава, явно предвидели возможность зарождения в армии таких подтачивающих ее боевой дух настроений и позаботились о том, чтобы перекрыть хитрецам все лазейки. Однако Катон не сдавался и верил, что когда-нибудь, рано или поздно, ему все же удастся отыскать способ обдурить систему и на законных правах отбыть в Рим.
Неожиданно Макрон хмыкнул:
— Ага, наконец появились. Должно быть, они лучшего мнения о твоей прыти.
— Что, командир?
— Ничего, парень, это я так… Смотри, вон они. Там, на дороге.
Катон бросил взгляд за реку и увидел, как из дальнего леса выехали две серые фигурки. Они смело направились прямиком к главным воротам селения. Наблюдавший за дорогой дозорный прокричал что-то небольшой группе воинов, гревшихся внутри укрепления у костра. Те вскочили и по грубым деревянным лестницам взобрались на вал. Празутаг с Боадикой, подъехав ближе, пропали из виду. Глядя на варваров, потрясавших оружием, Катон ощутил укол беспокойства. Но спустя минуту ворота распахнулись, впустив в крепость двух всадников.
Их мгновенно окружили, поводья перехватили, но громогласный рев Празутага был слышен и за рекой. Великан явно, согласно легенде, провозглашал себя странствующим борцом и призывал смельчаков, ежели таковые найдутся, попытаться его одолеть в честной схватке.
Кто-то из караульных побежал в поселок, затерялся среди лачуг и снова возник уже возле большого, дополнительно огороженного строения. Он забежал в дом и вышел во двор вместе с рослым мужчиной в черном плаще, схваченном на плече крупной золотой пряжкой. Неторопливо, с достоинством мужчина последовал за караульным к воротам.
Тем временем Празутаг продолжал вызывать обитателей поселения на поединок. Голос его рокотал, словно гром, и через какое-то время у подножия вала уже толклась внушительная толпа, которая при появлении вождя расступилась. Тот неторопливо шагал ко все еще остававшимся в седлах гостям. Завидев его, Празутаг продемонстрировал точно выверенную заносчивость. Он умолк, но сидел неподвижно, скрестив на груди руки, и лишь в последний момент, легко перекинув ногу через конскую спину, соскочил на землю, а затем замер перед вождем, вызывающе выпятив подбородок.
Снова выкрикнув что-то, гороподобный икен расстегнул пряжку своего плаща и швырнул его Боадике, которая тоже спешилась и стояла около лошадей, забрав поводья у караульных. Следом за плащом воин сбросил тунику и, обнажив свой могучий торс, вскинул руки над головой, похваляясь игрой литых мышц.
— Дурацкая показуха! — буркнул Макрон. — Кривляется перед этими олухами, как гладиатор перед богатыми бездельниками на пирах. Такой сладенький, что меня сейчас вырвет.
— Спокойно, командир, все это входит в план. Посмотри-ка тренировочную площадку.
Воины, упражнявшиеся с мечами, торопливо вкладывали их в ножны и надевали плащи. Когда они потекли к выходу со двора, страж, охранявший дверь кладовой, побежал следом и что-то крикнул.
Последовал короткий, резкий ответ, и часовой с недовольным видом вернулся на пост.
— Это наш шанс!
Макрон отпрянул от гребня холма и стал стягивать с себя одежду.
— Эй, малый, а ты чего ждешь? — спросил он, взглянув на Катона.
С тяжелым вздохом Катон сполз пониже и тоже принялся раздеваться. Плащ полетел наземь, за ним портупеи, кольчуга, нижняя шерстяная туника. Когда с тела был сброшен последний слой удерживавшей тепло ткани, кожа юноши тут же покрылась пупырышками.
Макрон посмотрел на тощего, дрожащего оптиона с явным неодобрением.
— Ох, парень, тебе явно нужно бы подкормиться, да и упражняться побольше. Вернемся в легион, я о том позабочусь. А то на тебя срам смотреть.
— Б-благодарю, командир.
— Давай снимай сапоги. Все, что тебе потребуется, — это твой меч. Смотри, не утопи его, да и сам постарайся держаться.
Плавал Катон из-за малой практики и страха перед водой очень плохо, и Макрон, знавший это, вручил ему надутый воздухом кожаный винный бурдюк.
— Пришлось выдоить из него все, до капли.
— Надеюсь, не в камыши?
— Разумеется, нет. Вино пьют, а не льют, сам, небось, знаешь. Тем более что оно горячит, с ним теплей. Ладно, бери эту штуковину и не вздумай мне утонуть.
— Есть, командир.
Катон затянул потуже пояс с мечом и побрел за Макроном. Прежде чем углубиться в заросли камыша, он бросил последний взгляд в сторону поселения. Празутаг у ворот уже принял борцовскую стойку и под дружный рев зрителей сцепился с каким-то местным верзилой.
— Шевелись, чтоб тебе провалиться! — шикнул Макрон на Катона.
Стоячая, неподвижная жижа между камышами была обжигающе холодной, и Катон, от неожиданности присев, охнул. Оба римлянина пробирались сквозь заросли, пока не погрузились в воду по шею, и только тут перед ними открылась чистая речная гладь. Руки Катона судорожно обхватили бурдюк.
— Сейчас поплывем, — прошептал Макрон. — Смотри, двигайся как можно тише. Один громкий всплеск, и мы покойники.
С этими словами центурион скользнул в водный поток и погреб прочь от берега. Катон, набрав воздуха в грудь, лягнул пяткой дно и последовал за своим командиром. Как это ни удивительно, но он поплыл, мертвой хваткой вцепившись в бурдюк и лихорадочно суча ногами.
Ширина реки составляла не более полусотни шагов, но Катону и это жалкое расстояние казалось неодолимым. Гораздо раньше, чем он доберется до берега, его что-нибудь да погубит. Лопнет бурдюк, или холод скует все конечности, не давая возможности пребывать на плаву.
Меньше всего он боялся вражеских копий. Ледяные объятия водной стремнины были куда как страшней. Задняя стена добротного дома вождя, возвышавшегося над рекой, казалось, совершенно не приближалась. Что с того, что пловцов обнаружат? Пускай. Ведь они уже околеют. К тому моменту, как лазутчики выползли на более-менее твердую почву, Катон не чувствовал ни рук, ни ног. Макрон, которого и самого колотило, помог своему оптиону выбраться из воды и принялся энергично растирать его, чтобы восстановить кровообращение. Когда они поднялись вверх по склону и обогнули одну из отдельно стоящих лачуг, центурион кивнул юноше, призывая того вынуть меч, но пальцы не слушались Катона. Наконец ему удалось схватить рукоять.
