Саймон Скэрроу - Орел и Волки
— Катон! — окликнул Макрон. — Ты это слышал?
— Слышал. Похоже, кому-то улыбнулась удача.
Когда зверь проломился к молодому центуриону, голова того все еще была повернута в сторону друга. Кабана он не видел, но, услышав звук, инстинктивно дернул поводья. Лошадь, испуганная внезапным появлением вепря и все же попытавшаяся повиноваться рывку, резко осела на задние ноги. Катона мотнуло вперед, и он, чтобы не свалиться, ухватился за конскую шею. В тот же миг кабан проскочил под лошадиное брюхо и нанес клыками удар животному в пах.
Дико заржав от страшной боли, лошадь попятилась, валясь на бок. Катон, увидев стремительно приближающуюся к нему землю, каким-то чудом успел скатиться с седла. Его не придавило, хотя падение едва не вышибло из него дух. Несчастная лошадь с оглушительным ржанием молотила воздух копытами, тогда как лесное страшилище, отбежав и на повороте взрыв короткими мощными ногами толстый слой палой листвы, опять нацелилось ударить ей в брюхо. Катон с трудом приподнялся, пытаясь восстановить дыхание и одновременно нашарить в густом папоротнике копье. Он вскинул голову и открыл рот, чтобы позвать на помощь, но его легкие смогли вытолкнуть через горло только сдавленный хрип. Затем в глаза ему бросился поблескивающий наконечник копья, он потянулся к нему и, схватив древко, развернулся к лошади. Та, лежа на боку, все еще била ногами, но лишь передними: задние были недвижны, и юноша понял, что у животного сломан хребет. Кабан, громко хрюкнув, рванул клыками конскую плоть, а Катон скрючился за поверженной жертвой, выставив перед собою копье.
— Катон! — В голосе Макрона звучало беспокойство. — Что происходит?
А происходило вот что — на глазах у Катона кабан вспорол бивнями лошадиное брюхо, а когда отдернул окровавленное рыло, то вытащил с ним из раны зацепившуюся за клык кишку. Потом налитые кровью кабаньи глазки уловили движение: зверь мигом повернулся и бросился к человеку.
— Дерьмо! — выдохнул Катон, перелезая через лошадиный круп.
Рассерженный вепрь подскочил к тому месту, где только что был его враг, но не смутился, а с храпом подпрыгнул и вновь устремился к Катону. Тот, в страхе оглядываясь и сжимая копье, уже бежал через чащу туда, где в подлеске виднелись просветы. Разъяренный кабан несся за ним как таран: в любой миг он мог настичь беглеца и располосовать ему спину.
Внезапно путь юноше преградил толстый ствол давно упавшего дуба, покрытый теперь зеленым, поблескивающим под дождем мхом. Без лишних раздумий Катон с маху перепрыгнул через него, но не удержался и грохнулся наземь. Теперь бежать было поздно. Перекатившись на четвереньки и быстро вскочив, он упер древко копья в какую-то кочку и выставил наконечник перед собой — над древесным стволом.
Вепрь шумно проломился к преграде, изготовился к броску и взметнулся ввысь — страшный, огромный, с окровавленным рылом и торчащими из открытой пасти клыками. Он стремился сбить врага с ног и потому всем своим весом сам напоролся на широкий зазубренный наконечник косо поставленного охотничьего копья. Острие пробило кабану грудь, проникнув вглубь, к жизненно важным органам зверя. Сила толчка вырвала древко из рук охотника за долю мгновения до того, как оно с треском переломилось.
Кабан, хрюкнув, свалился и отчаянно завизжал, пытаясь вскочить. Копье хрустнуло около наконечника, и из раны в щетинистой шее торчал лишь короткий обломок. Зверь бился, стараясь избавиться от него, разбрызгивая кровь по папоротникам и мху. Катон подхватил с земли древко и с силой вогнал его кабану в бок, налегая всем телом. Зверь завизжал еще громче и забил копытцами, попадая юноше по ногам. Тот, игнорируя боль, наваливался на свое оружие, вращая его из стороны в сторону и проталкивая все глубже. Животное теряло кровь, а с нею и силы, тогда как охотник, напротив, давил все сильнее, цедя сквозь стиснутые зубы:
— Подыхай, скотина! Подыхай!
Мощные ноги больше не дергались и не бились, они обмякли и замерли. Последовало еще несколько хриплых, свистящих вздохов, и кабан с последним содроганием испустил дух.
Катон медленно разжал побелевшие от напряжения пальцы и привстал на колени, дрожа от облегчения и возбуждения. Он сделал это — убил кабана, а сам жив и даже не ранен! Просто не верится. Юноша посмотрел на добычу, и ему показалось, что мертвый зверь выглядит меньше, чем во время схватки. Не намного, правда, но все-таки. Вот ведь обида. Потом, приглядевшись, Катон заметил торчавшие из полураскрытой окровавленной пасти клыки и вываленный между ними язык и вздрогнул.
— Катон!
Голос Макрона звучал в отдалении, со стороны смертельно раненной лошади, и в нем безошибочно угадывалась тревога.
— Я здесь!
— Держись, парень! Я иду к тебе.
Катон поднялся на ноги и услышал еще один возглас — уже оттуда, где находился царь. Он затаил дыхание и навострил уши. Крик повторился.
— На помощь! Убивают! На помощь!
Теперь Катон узнал голос Верики и сам, обернувшись, закричал во весь голос:
— Макрон! Сюда! Скорее!
Ноги путались в густом папоротнике, ветви хлестали по лицу, когда он, не разбирая дороги, несся на царский голос. Позади Макрон выкликал его имя.
— Сюда! — крикнул Катон через плечо, за что-то запнулся, но при падении успел инстинктивно выставить вперед руки, извернулся и тут же снова вскочил.
Как оказалось, запнулся он о Тинкоммия. Тот валялся во мху, схватившись за голову. Между пальцев сочилась кровь, глаза были затуманены. Его копье лежало у него на груди.
— Тинкоммий, где царь?
— Что? — Бритт потряс головой, явно плохо соображая.
— Царь?
Глаза Тинкоммия прояснились: он перекатился на бок и указал на узкую тропку:
— Туда! Быстрее! Артакс напал на него!
— Артакс?
— Скорей! Помоги! Спеши! Я сейчас встану… Артакс!
Не дослушав, Катон устремился по тропе, помеченной темно-красными пятнами на палой листве и папоротниках. Внезапно тропа вывернула на маленькую поляну, где локтях в семи от нее, под стволом старого дуба неподвижно лежал старый Верика с кровоточащей раной на голове. Над ним с увесистой корягой в руке возвышался Артакс. Когда центурион выбежал из подлеска, бритт поднял глаза и злобно оскалился:
— Катон! Прекрасно. Иди-ка сюда!
— Брось палицу! — крикнул Катон. — Брось сейчас же!
— Хватит с меня твоих приказов, — прорычал Артакс и уже было шагнул навстречу римлянину, но остановился и настороженно огляделся. — А где Тинкоммий?
Катон, воспользовавшись заминкой, бросился на него, и оба они, едва не грохнувшись на неподвижное тело царя, покатились по мокрой земле. Катон вскочил на ноги первым, успев лягнуть бритта подкованным каблуком сапога, угодив ему прямо в лицо. За хрустом переносицы раздался громкий крик боли, что, впрочем, не помешало Артаксу тоже вскочить на ноги и замахнуться дубинкой. Катон нырком ушел от удара и присел, готовясь к атаке.
