Джеймс Купер - Краснокожие
Как человека, как личность, меня здесь в Равенснесте совсем не знали, то же можно было сказать и про моего дядю; он прожил большую половину своей жизни в чужих краях, вследствие чего на него здесь смотрели, как на человека, предпочитающего чужие страны своей родине, а это такого рода оскорбление национальной гордости, какое американский народ никогда не прощает.
По этой-то причине дядя Ро был весьма непопулярен в здешних краях. Бабушка же всю свою жизнь от самых юных лет и до глубокой старости прожила в Равенснесте; на нее трудно было взвалить какое-либо обвинение, но все же тут была сделана попытка, и не без успеха.
Нашлись люди, которые вздумали упрекать ее в том, что она питает очень предосудительное, чисто аристократическое пристрастие к своей семье, в ущерб чужим детям. Так, например, Марта и я — мы были только ее внуки, и были и без того щедро награждены судьбою и нашими родителями всякого рода богатствами и житейскими благами, а женщина в таком возрасте, как госпожа Литтлпедж, которая уже стояла одной ногой в могиле, должна бы быть настолько доброй христианкой, чтобы не ставить интересы и выгоды своих внучат выше интересов стольких других детей честных родителей, которые в течение шестидесяти лет платили ренту ее мужу и сыновьям.
Не думаю, чтобы на этот раз возносилось много горячих и усердных молитв Богу во время литургии в церкви святого Андрея: большая половина прихожан, по-видимому, занималась всем чем угодно, только не богослужением, но все те, которые потеряли нить и ход молитвенного порядка, равно как и те, которые вовсе не заглядывали в свои молитвенники, были глубоко убеждены, что оказали вполне достаточное уважение нашей церкви и богослужению тем, что все время не спускали с меня глаз или же неотступно смотрели на мою скамью и осенявший ее балдахин. При всем том не подлежало сомнению, что многие из этих людей, выходя из церкви, в своем несправедливом ослеплении в душе благодарили Бога за то, что они были не таковы, как этот молодой Литтлпедж, которого они собирались мучить, оскорблять и обобрать, как разбойники на большой дороге.
По окончании службы я несколько помедлил у дверей храма, чтобы дождаться мистера Уоррена и сказать ему несколько слов, так как прошлую ночь он провел не у нас в Равенснесте и, вероятно, не знал всех подробностей вчерашних событий.
— Сегодня ваша паства была, кажется, гораздо многочисленнее, чем обыкновенно, — улыбаясь, заметил я, — хотя и далеко не так сосредоточена и внимательна, как бы следовало.
— Всем этим я обязан вашему возвращению, мистер Литтлпедж, да еще событиям предшествующих дней. Была минута, когда я опасался какого-нибудь тайного злого умысла, вследствие которого и этот святой день, и самый храм Господень могли бы быть осквернены каким-нибудь непристойным поступком. Но тем не менее все в этом смысле обошлось благополучно. Все мы, американцы, питаем известное уважение к делу религии, которое заставляет нас обыкновенно оберегать от всяких подобных действий храмы Божии.
— А разве вы опасались, мистер Уоррен, чего-либо подобного сегодня в церкви святого Андрея?
Мистер Уоррен замялся, слегка покраснел, но затем отвечал.
— Ведь вы, молодой человек, теперь уже достаточно ознакомились с положением дел и настроением умов в этой стране и знаете, как сильно в этих людях возгорелось чувство зависти и ненависти ко всему тому, чего у них самих нет, а между прочим и к тому балдахину, который возвышается над вашей скамьей. Признаюсь, что вначале я опасался за какой-нибудь непристойный акт насильственного уничтожения этого ненавистного предмета.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал я, — если я соглашусь убрать это безобразное украшение, то только в силу чувства справедливости и разума, но до тех пор, покуда оно будет возбуждать низкое чувство зависти и злобного эгоизма, я ни за что не трону его с места. В таком случае я лучше предпочту, чтобы он простоял там еще другие полстолетия, чем сделать подобную уступку низким инстинктам озлобленной и несправедливой толпы.
Сказав это, я распрощался с мистером Уорреном и поспешил нагнать своих дам, которые уже шли полем по дороге к нашему дому.
Глава XXV
Это настоящая республика; чистая и сильная, мощная демократия, в которой все повинуются тому, кого они сами избрали, дурному или хорошему, и своим законам, которые они называют синими законами; если бы они были красными, они могли бы принадлежать к кодексу Дракона.
ГаллекВыйдя из церкви, я так спешил нагнать барышень, что не смотрел ни направо, ни налево. Быстрым шагом пробежал я расстояние, отделявшее меня от моих спутниц, и в одну минуту очутился подле них.
— Хегс, что значит эта толпа там? — спросила Марта, указывая кончиком своего зонта по направлению большой дороги.
— Толпа? Я никакой толпы не видел! А, и в самом деле, это похоже на толпу или, вернее, на сборище. Право, можно подумать, что там устраивается собрание, да так и есть! Смотрите, вон это, очевидно, председатель, что уселся на изгородь, а этот, с бумагой в руках, конечно, секретарь, как видите, все это с соблюдением всех правил, совсем по-американски.
— А вон этот размахивает руками, поднимает их к небесам и ораторствует, очевидно, с большой силой убеждения.
Мы на минуту приостановились, чтобы посмотреть, что там делается; погода была дивная, мягкая, теплая; мы медленно прогуливались по полю и прошли уже почти полпути до дома, и тут, обернувшись назад, заметили, что толпа уже успела разойтись, а трое спешили нагнать нас, так как торопливо шагали по тропинке, ведущей к нашему дому. Видя это, я решил остановиться и подождать их.
— Так как люди эти, видно, стараются догнать меня, то прошу вас, mesdemoiselles, идти домой и не ждать меня, а я покуда переговорю с ними.
— Действительно, — возразила Пэтти, — так как, вероятно, эти люди не скажут тебе ничего такого, что бы для нас приятно было слышать, то лучше нам идти своей дорогой, а ты нас скоро догонишь, Хегс, не так ли? Не забудь, что мы по воскресеньям обедаем в два часа, потому что вечерняя служба в церкви начинается в четыре часа.
— Нет, нет, — воскликнула Мэри, — мы не должны оставлять мистера Литтлпеджа одного: эти люди могут причинить ему какой-нибудь вред!
Я был до глубины души тронут этим заботливым участием с ее стороны.
— Да, но чем можем мы быть ему полезны, дорогая, — возразила Пэтти, — даже и в том случае, если ему грозит какая-нибудь беда? Не лучше ли нам поскорее добежать до дому и прислать к нему кого-нибудь на помощь, чем стоять подле него без всякой пользы?
Воспользовавшись этой счастливой мыслью Марты, барышни Кольдбрук и Марстон, которые и без того немного опередили нас, пустились чуть ли не бегом бежать к дому, вероятно, затем, чтобы привести в исполнение намерение моей сестры. Но Мэри Уоррен стояла на своем.
