Бернард Корнуэлл - Месть Шарпа
— Драчка будет что надо! — крякнул Кальве.
— Псины меня беспокоят. — поморщился Шарп.
Кальве оскалился:
— Что, англичанин, страшно?
— Да. — не таясь, ответил Шарп.
Честность его произвела на Кальве впечатление.
— Как-то так сложилось, что от боя к бою страха всё больше и больше. Под Тулузой и вовсе…
Кальве выпятил подбородок:
— Я постарался. Беднягам рекрутам так хвосты накрутил, что они в атаку бежали от меня, как сатана от ладана!
— Сражались они славно. — признал Шарп.
— Что толку? Не победили же. Уж вы, дружок, об этом позаботились!
— Не я. Шотландец по фамилии Нэн. А ваши его убили таки.
— Хоть какое-то утешение. Я, вообще-то, шёл туда умирать. А в конце и вовсе пули в спину ждал. Не судилось. Старею, видать. Шутки шутками, а я тоже здорово трусил там. — откровенность Шарпа развязала язык Кальве, — Это всё после России. До неё я просыпался и от мысли, что сегодня я с кем-нибудь сцеплюсь, мне танцевать хотелось. А в России… Там, видать, на каждом привале я терял маленькую частичку своей бесшабашности. Терял, терял, пока она и вовсе не иссякла.
Он внезапно смутился, жалея, что разговорился так некстати:
— Впрочем, лечится болезнь просто. Коньяком.
— А у нас — ромом.
— Коньяк и копчёная грудинка. — облизнулся Кальве, — Перед схваткой — лучшая закуска.
— Ром и говядина. — не соглашался Шарп.
— Дело вкуса, англичанин. В России я сжевал одного из своих капралов. Жестковато, но вполне съедобно.
Кальве отобрал у Шарпа подзорную трубу и принялся разглядывать вымершую прокалённую солнцем виллу:
— Пойдём часа в два ночи. Как считаете?
Шарп отметил, что генерал, при всей его спеси, советуется с ним:
— Разумно. Делимся на две группы. Мы выступим первыми.
— «Мы», англичанин?
— Стрелки, генерал. Наша троица. Мы.
— Кто тут, интересно, командует, я или вы? — возмутился Дюко.
— Мы — стрелки, генерал. Лучшие из лучших, и стреляем мы искуснее любого из вас.
Только гордость, проклятая солдатская гордость побуждала Шарпа идти в авангард. Он похлопал по прикладу винтовки Бейкера:
— Хотите нашей помощи, генерал, пустите нас вперёд. Предпочитаю находиться подальше от ваших обломов, когда они, как стадо быков, грохотом копыт переполошат врага. К тому же, наша зелёная форма больше подходит для ночной атаки, чем ваша. Она темнее.
— Как и ваши души. — проворчал Кальве, — Ради Бога, хотите — идите первыми. Мне-то что. Вдруг свиньи не дрыхнут, а поджидают нас, пусть уж лучше они вас покрошат, чем моих ворчунов. — он отполз по склону назад, — Стоит вздремнуть, англичанин, благо время есть.
На вилле пёс распахнул вверх пасть и завыл на слепящее солнце. Как и солдаты в полутора километрах от утёса, он ждал ночи.
Бойцы Кальве, подобно троице стрелков, носили свою старую форму. Двенадцать гренадёров принадлежали к сливкам императорской армии — к Старой Гвардии.
Попасть в её ряды солдат мог лишь после десяти лет службы, и на дюжину «ворчунов» Кальве приходилось, считай, полтора века драк и походов. Каждый из них, по примеру Кальве, последовал в изгнание за своим императором, и форма на «ворчунах» была та самая, что пугала неприятеля от Испании до России. Тёмно-синие мундиры с алыми обшлагами и отворотами фалд. Высокие медвежьи шапки в чёрных водоотталкивающих чехлах. Помимо мушкета, гвардейцы вооружались полусаблей с семидесятисантиметровым клинком и латунным эфесом. Собравшиеся под оливами гренадёры выглядели величественно. Однако их белые штаны-кюлоты и белые же гетры издали бросались в глаза в лунном свете. Рядом с гвардейцами стрелки в их тёмно-зелёной форме ускользали от взора, подтверждая разумность предложения Шарпа.
В полночь Кальве вывел свой крохотный отряд из-под олив и направился к подножию скалы, на которой раскинулась Вилла Лупиджи. Трое посланных за лодкой бойцов вышли раньше остальных. Кальве на прощанье пригрозил им самыми жуткими карами, если будут шуметь, и теперь повторил предостережение для прочих, а потому группа двигалась со скоростью черепахи. К двум они добрались до кипарисовой рощицы у подошвы утёса, последнему укрытию перед подъёмом к вилле с востока.
На фоне посеребрённого луной моря развалины проступали чёрными тенями.
— Они могут быть настороже, дружище. — сказал Кальве, — Тогда вам крышка.
«Дружище» Шарпу понравилось. Он ухмыльнулся:
— Будем молиться, чтоб ублюдки сопели в две дырочки.
— К бесу молитвы, англичанин. Сто молитв не заменяет штыка да мушкета.
— И коньяка?
— Само собой.
Кальве протянул Шарпу флягу. Майор покачал головой. Страхи страхами, а показывать себя слабаком перед ветеранами Старой Гвардии не хотелось. Пусть видят, что стрелки тоже не лыком шиты.
Кальве соображения такого рода не терзали, а потому он глотнул из фляги и, к изумлению Шарпа, крепко обнял его:
— Vive l’Empereur, mon ami.
Шарп помедлил и попробовал на зуб новый для себя клич:
— Vive l’Empereur, mon General.
Гвардейцы заулыбались и с ними Кальве:
— У вас неплохо выходит, англичанин. Потренироваться бы, и вовсе от француза не отличишь. Жаль, времени нет. Пора!
Шарп взглянул на виллу, прикидывая, какие сюрпризы таятся там, затем кивнул Харперу с Фредериксоном, и друзья растворились во мраке, спеша поставить точку в конце их долгого похода.
Поначалу было легко. Заросший травой склон поднимался полого, утруждая скорее нервы, чем мускулы. Шарп случайно вывернул из грунта неплотно сидящий булыжник, и тот покатился вниз, увлекая за собой с десяток других. Шарп обмер, представляя, как чертыхается внизу Кальве. Харпер с капитаном застыли, вглядываясь в развалины наверху. Мелькнула летучая мышь. Больше движения не было. Если там и были часовые, они затаились. Собаки тоже не давали о себе знать.
Стрелки крались вправо, к глубокой тени, отбрасываемой виллой на восточный откос. Крались поочерёдно, обычным для застрельщиков порядком: двое двигаются, третий прикрывает.
Спустя пятнадцать минут они скрылись тени построек. Под покровом мрака они бы продвигались быстрее, однако уклон стал круче, и Шарп был вынужден повесить винтовку на плечо. Поднялся лёгкий ветерок. Он дул с суши в сторону моря.
— Ложись! — прошелестел слева Харпер, и Шарп с Фредериксоном послушно приникли к земле.
Сверху донёсся неясный звук. Шаги, не шаги? Шарп осторожно снял винтовку. Повернув голову, он оглядел подножие утёса. Кальве и гренадёров видно не было.
— Сэр! — тихо позвал Харпер.
Из-за угла полуобрушенной стены вышли двое. Они беззаботно болтали, закинув мушкеты за спины. Оба курили. Они нырнули в тень, и продвижение их выдавали только огоньки сигар да приглушённые голоса. Судя по их беспечности, Дюко не был предупреждён неаполитанцами ни о Кальве, ни о стрелках. Это было хорошо, другое плохо: часовые остановились и, похоже, в ближайшее время покидать укромное местечко не собирались, преграждая путь стрелкам. Откуда-то из руин за часовыми гавкнул пёс. Один из караульных прикрикнул на него. Мрачное предчувствие отдалось холодком в животе Шарпа. Собаки, чёрт!
