Александр Лукин - "Тихая" Одесса
— Спускайся вниз, будешь за берегом следить. Здесь невысоко, метра два…
Едва бандит слезал по стене в кусты, там начиналась короткая отчаянная возня, и вновь наступала безмятежная тишина, лишь волны ровно шумели на Ланжероне.
Заминка получилась только, когда из флигеля неожиданно вышел Резничук. Алексей как раз направлялся за последним часовым, дежурившим у ворот. Резничук, который вообще вел себя неспокойно весь день (видимо, чувствовал что-то), увязался за ним. Алексею пришлось пристукнуть его в кустах — ничего иного ему не оставалось.
Через несколько минут графский приусадебный участок был оцеплен чоновцами. Чекисты заполнили поляну перед флигелем, встали возле окон. В саду появились Оловянников, Демидов и сам председатель губчека Немцов.
Оловянников велел Алексею вызвать Шаворского.
— Возможно, компанию глушить придется, а этот мне нужен живым и невредимым, — пояснил он.
…В комнате с запертыми и плотно завешенными окнами было нечем дышать. Разопревшие от духоты атаманы слушали «заграничного делегата». У толстого Гуляй-Беды сонно слипались глаза. Солтыс ковырял пальцем в бороде, а черноусый самодовольный Панас Киршуло раскачивался на стуле и скептически морщил нос.
Стоя к двери, Максимов говорил, взмахивая кулаком:
— … назрела жгучая необходимость до конца уничтожить все враждебные нам силы и создать условия для построения крепкого государства, с которым будут вынуждены считаться западные державы. Такова наша ближайшая цель. В дальнейшем мы ставим перед собой еще более высокие задачи…
Алексей даже подумал: «Здорово излагает, по существу!»
На осторожный скрип двери все подняли головы.
Шаворский, сидевший рядом с Максимовым, обеспокоенно спросил:
— Что там?
Алексей знаком показал: все, мол, в порядке — и поманил его пальцем.
— Продолжайте, — бросил Шаворский Максимову, — я на мгновение. Ну, в чем дело? — спросил он, выйдя в сени.
— Из Нерубайского человек! Что-то срочное…
— Где?
— Здесь, в саду.
Шаворский быстро пошел к двери.
Едва он ступил на порог, как чьи-то руки, обхватив сзади, зажали ему рот, подняли, понесли… И вскоре, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, он извивался в кустах, толкая ботинками еще не пришедшего в себя Резничука.
К одному из окон чекисты подтащили пулемет.
— Приступаем! — скомандовал Немцов.
Держа за пазухой «лимонку», Алексей снова вошел в комнату и сказал замолчавшему при его появлении Кулешову (как нетрудно догадаться, это был именно он):
— Готово!
Кулешов-«Максимов» слегка наклонил голову и обернулся к атаманам.
— Вот, в сущности, и все, — проговорил он. — Общая картина вам ясна, остальное поймете после. Время у вас еще будет… А теперь, панове атаманы, предлагаю без шума поднять руки: вы арестованы, дом оцеплен!
Взорвись посреди стола бомба, это, наверно, меньше потрясло бы сидевших в комнате людей, чем слова «специального представителя», произнесенные негромким, спокойным тоном.
Пальцы завязли у Солтыса в бороде. Киршуло, потеряв равновесие, едва не упал на пол. У грузного Палия непроизвольно раскрылся рот. И только Гуляй-Беда, очнувшись, бессмысленно моргал глазами, ничего еще не понимая.
Первым вскочил Гулий, огромного роста усатый мужик в армяке. Сбычась, опрокидывая стулья, он отпрыгнул к стене, ладонь его слепо шарила на поясе, по привычке нащупывая там револьвер, потом скользнула вниз, в карман.
— Руки! — крикнул Алексей, поднимая гранату, и пяткой распахнул дверь в сени.
Напротив Гулия зазвенело стекло, упала сорванная кем-то тяжелая портьера, и в окно просунулось остроносое рыльце «максима». Посыпались стекла и в двух других окнах флигелька. Всюду были чекисты.
В комнату с браунингом в руке вошел Немцов.
— Именем революции, — сказал он, — вы арестованы. Я председатель Одесской губернской чрезвычайной комиссии Немцов!
Не было сделано ни одного выстрела…
Зато вблизи Нерубайского пальбы было достаточно.
То, что там произошло, даже не назовешь боем.
Ровно в семь часов вечера Дяглов вывел из катакомб вооруженных бандитов. Шли они весело. Вылазка казалась им почти безопасной прогулкой, небольшим развлечением, скрасившим беспросветную, вконец осточертевшую жизнь в катакомбах.
У самой околицы села из придорожных кустов вышел человек в красноармейской форме. Он встал посреди дороги и поднял руку.
Был он невысокого роста. На светлой гимнастерке пылала красная розетка боевого ордена, Расставленные ноги крепко упирались в землю.
И так неожиданно было его появление, так уверенно и бесстрашно поджидал он приближавшихся бандитов, что банда остановилась в тревожном недоумении.
— Кто такой?! — крикнул Дяглов. — Что надо? Неуместно и странно прозвучал его вопрос, обращенный к одинокому человеку, преградившему путь огромной банде.
— Слушать меня внимательно! — приказал этот человек, не находя нужным даже особенно повышать голос. — Район окружен Красной Армией. Я — военком полка пятьдесят первой Перекопской дивизии — приказываю вам сложить оружие и сдаться! Только это и оставляет вам надежду сохранить жизнь: безоговорочная немедленная сдача…
Резко, точно раскрошилось что-то, хрустнул голос Дяглова:
— Впере-ед!..
И, будто освободившись от наваждения, бандиты ринулись на комиссара.
Военком плашмя упал на землю. Падая, крикнул:
— Огонь!
Из палисадников, из канав, из-за заборов, с дистанции в пятьдесят шагов прямо в лоб банде ударил слитный винтовочный залп. За ним сразу второй и третий…
Одними из первых были убиты шедшие во главе колонны Дяглов и начальник штаба поручик Вокульский: красноармейцы выцеливали их особенно тщательно. И все сразу решилось…
Давно уже утратившие боевые навыки, бандиты, потеряв командование, в несколько минут превратились в дикую, обезумевшую, бестолковую мечущуюся толпу. Даже не помышляя о сопротивлении, они тут же повернули вспять. Но сзади, отрезая дорогу к каменоломне, уже хлестали жестким фланкирующим огнем красноармейские пулеметы. Бандиты бросились в единственном направлении, оставленном им красноармейцами, — в открытую степь. И тогда из-за села выметнулась конная засада. Заработали клинки…
Все было кончено еще до того, как на растревоженную степь опустилась ночь. Белогвардейской заразы больше не существовало в Нерубайских катакомбах.
В этом бою и погиб отважный комсомолец Александр Грошев, веселый харьковский друг Галины Литвиненко.
Во время вылазки он ни на шаг не отходил от Дяглова, чтобы в нужный момент обезглавить бандитское войско. В перестрелке он был убит..
