Валерий Сосновцев - Имперский раб
Расплачиваясь за фрукты, Ефрем шепнул индусу:
– Сообщи куда надо, что за нами на Цейлон идет судно, полное золота. Его замаскируют как военное. Мы – отвлекающие.
Лодочник от неожиданности выронил связку манго. Ефрем успел подхватить ее и, сунув золотой в руку индусу, легонько подтолкнул его к борту. Спустившись в лодку, индус с остервенением погреб к берегу. «Теперь, если пираты нападут, то мы проскочим, а погоню за нами они задержат,» – предположил Ефрем.
Фрегат почти настиг шхуну у входа в пролив между Цейлоном и материком, когда она уже почти миновала группу островков.
– Господин капитан, – крикнул с мачты шхуны наблюдатель, – с фрегата сигналят, сэр!
Капитан направил на фрегат подзорную трубу. Ефрем стоял на палубе. Он напрягся, но не подавал вида.
– Что за черт! Сигналят с угрозой, требуют лечь в дрейф! Что будем делать? – обратился капитан к Ефрему.
Ефрем подумал и ответил:
– Что бы ни требовал капитан фрегата, продолжайте идти прежним курсом. В моем лице вы подчинены сейчас кабинету министров империи!
Он решил тянуть время и сбивать с толку капитана шхуны напористостью. Капитан напомнил:
– На фрегате британский флаг, сэр. Может быть…
– Капитан, сколько времени потребуется вам, чтобы сменить все вымпелы и флаги вашей шхуны? – перебил его Ефрем.
– Минут пять – десять…
– Вот видите. У фрегата это займет не больше. Нельзя думать, что они не сделали этого заранее. Как определить, что это наш фрегат? Слишком многим хочется знать результаты моей миссии и стратегические цели Британской короны…
Капитан удивленно посмотрел на своего странного пассажира. Он хотел было сказать, что знает идущее за ними судно, но ему не удалось это сделать.
– Смотрите! – раздался тревожный, почти отчаянный крик вахтенного.
Все, кто был на палубе шхуны, увидели поразившую их картину. Из-за ближнего к фрегату островка словно туча ос вынеслись легкие лодки и вмиг облепили борта корабля. Уткнув носы лодок в борта фрегата, пираты сбрасывали с них циновки и обнажали легкие пушки. Стреляя быстро в упор по бортам судна, напавшие в миг сделали сотни две больших дыр под его ватерлинией. Некоторые из разбойников уже лезли на палубу. Команда обреченного корабля была застигнута врасплох. Люди бестолково бегали от борта к борту. Пушки фрегата были бесполезны, а ружья команда не успела приготовить. Не предполагали боя. Фрегат словно ухнул и пошел ко дну, но погрузился только по палубу, потому что ударился днищем об отмель, вздрогнул, слегка накренился и застыл. Пираты ворвались на его палубу, и начался кровавый грабеж. Моряки с «Параллели» с ужасом наблюдали за происходящим.
– Сэр, не помочь ли соотечественникам? – спросил Ефрема капитан.
– А хватит у вас сил? – Ефрем указал на ближний к фрегату островок.
Оттуда к шхуне неслась компания узких лодок по численности не меньше первой. Капитан трезво оценил свои небогатые шансы и велел ставить все паруса. Ветер был попутный, лодки пиратов довольно далеко, и шхуна легко ушла от преследователей.
Моряки тихо переживали гибель соотечественников. На шхуне была стальная дисциплина. Потому все молчали. Но молчать – не значит перестать размышлять. Двое из команды корабля – помощник капитана и матрос так и делали. Их каждого по-своему поразили события последних дней.
* * *Помощник капитана шхуны «Параллель» Джим О’Хил всем представлялся выходцем из маленького ирландского клана. Такого маленького, что его никто не знал. То ли клан был слишком мал, то ли имя было выдуманным. Но молодости, гордости, тщеславия, неудержимой страсти к золоту, власти и интригам его носителю хватало с избытком. Джим никогда не был стеснен принципами, если это касалось выгоды. Поэтому он с легкостью участвовал в любых ирландских смутах. Борьба за идеи свободы понималась им как возможность делать что хочется, а главное тащить все, что могло иметь хоть какую-то ценность. Храбрый, расчетливый, он устраивался всюду недурно. При этом мгновенно менялся сообразно обстаятельствам.
Когда маленький отряд ирландских контрабандистов, в который затесался Джим О’Хил, попал в руки английских солдат, он, не задумываясь, принял изуверское предложение британского офицера Чамбера. Предстояло в обмен на собственную жизнь повесить здесь же на берегу всех своих недавних товарищей. А Джим О’Хил верил только в одно: каждый за себя.
В рассветных лучах недалеко от берега на раскидистом дубе с иссеченными штормами ветками один за другим закачались тела двенадцати ирландцев. Тринадцатый – Джим О’Хил исполнил это деловито, не замечая проклятий бывших своих друзей.
– Готово, сэр! – отчеканил он громко и бодро. Потирая руки, добавил: – А еще говорят, что тринадцать – это чертово число! Пусть дьявол теперь учится правильно считать!..
Даже команда Чамбера смотрела на него с омерзением.
– Это еще не все, мистер О’Хил, ваша служба – впереди. Вам придется исчезнуть, – сказал британский офицер.
Джим побледнел. Офицер ехидно усмехнулся, брезгливо морщась, сказал:
– Не бледнейте, нужно исчезнуть из вида только на время. Я давно о вас наслышан. Вы так умело втираетесь в доверие к бунтовщикам, что вешать вас не выгодно…
Два года Джим О’Хил «трудился» на Чамбера провокатором. Когда того назначили в индийские колонии, он прихватил с собой и Джима О’Хила. Получив в ведение порт в Калькутте, Чамбер устроил так, чтобы О’Хилу присвоили офицерский чин и назначили на судно, служившее для особых поручений. Одновременно Джим оставался осведомителем Чамбера.
Начальник калькуттского порта прихватил с собой на край света еще одного своего человечка. Без таких во всей империи никак не обойтись – ну просто беда!
Этот второй был тоже ирландец и также предал своих товарищей. Испытав шок при виде пытки, он согласился сам стать палачом. Пытал, жег с таким остервенением, что казалось, будто он боялся своих жертв больше, чем они его. Его косматая ярко-рыжая голова, вылезшие наполовину из больных десен длинные зубы, постоянно бегающие белесые глаза заставляли людей невольно морщиться от отвращения. И при всем этом был он таким приставучим, что людям часто приходилось едва терпеть его присутствие. Подлости в нем было с избытком. Больше было, пожалуй, только веснушек на вечно красной коже. Его так и распирало провоцировать и доносить. Чего он всегда боялся – так это разоблачения и расправы. Он знал, что его в конце концов могли выследить на родине непримиримые повстанцы. Поэтому он битый час ползал перед Чамбером на карачках, восхваляя его достоинства и честь джентльмена. Наконец Чамбер, подумав, сказал: