Призрак Адора - Шервуд Том

От свечи прикуривать нельзя. Свеча – предмет Божий. А табак – он всё же от беса. Готлиб, достав незаметно клинок, отслоил от угла столешницы щепку и уже ею, взяв огня у свечи, мы зажгли трубки. Всклубился тягучий, небывалого вкуса дым. Соседи заворочали лицами в нашу сторону, одобрительно, а то и вовсе с несдерживаемым восхищением оценили букет.

Мы сидели тихие, довольные, сытые. Затаённо-восторженные. Да, нападать на человека удобнее всего, когда он именно в таком состоянии. Как откормленная, сонная свинка. Они точно знали, кого им искать, и ясно видели цель. Ещё не вернулась на место после удара о стену протараненная трактирная дверь, а ворвавшиеся уже вскинули тускло блеснувшее в свете свечных огоньков и подпотолочных фонарей оружие. Бег передних не оставлял сомнения: это про нас. Но опыт последних событий разбросал нас в стороны раньше, чем мы успели что-то подумать. Я успел только сунуть в карман горячую трубку, а Крыса знакомо и весело влетела в ладонь. На берегу мы обязаны были ходить без оружия и вместо привычных всем шпаг под одеждой прятали абордажные тесаки, широкие и кривые.

Первые трое нападавших от растерянности не сумели даже положить достаточно сильный удар – настолько встретили их чётко и зло. Быстрого убийства не получилось, и они откачнулись назад, к остальным.

Вот линия, восемь человек. Молодые щенки, неопытные, но с азартом. Лишь один – бывалый боец, мягко ушёл назад и движением этим поднял прядь волос у виска, которая обнажила розовый шрам отрезанного уха. Каторжник. Он опытным взглядом схватил одну деталь, остальными не понятую, и изменился в лице. Даже пот выступил на его дублёной ветрами и солнцем коже. Он увидел, как мы распорядились столом, за которым секунду назад восседали. Любая четвёрка матросов перед лицом втрое превосходящего противника машинально отгородились бы от него столом, как барьером и, оставаясь за ним на некоторой дистанции, отбивала бы удары – в ожидании лучшей судьбы. Но мы знали, что удача в таких случаях на стороне нападающих: их больше . Разобравшись на пары, они выдали бы в работу одновременные сдвоенные удары. Один из них, на втором, третьем, пятом выпаде обязательно нашёл бы дорожку к телу противника. Мы же стол отбросили. Отшвырнули далеко в сторону, избегая соблазна убежать под его призрачную, коварную защиту. Это сказало безухому, что мы из тех мясников, которые хорошо натасканы, и тренированные наши удары не оставили в том никаких сомнений. Это сказало ему, что мы не боимся близких дистанций и будем не только защищаться, но и нападать. Нет стола! Мы можем и будем двигаться. Вот мы и двигались.

Частыми прыжками, попарно. Я и Готлиб – прыжок вперёд, удар в круговой поперечный мах и тут же назад, а мимо пролетали уже Стоун и Робертсон, с таким же широким, круговым ударом – и снова мы, но уже с острым, колющим выпадом. Здесь главное – запутать противника, приучить его к тому, что колющий выпад идёт через два удара на третий, и внезапно сменить ритм, так, что противник, машинально поднявший клинки для защиты от падающего сверху клинка, получает вдруг его в открытый живот.

Дело шло, и трое нападавших уже лежали, мешая остальным вовремя остановить в твёрдом упоре ногу. Но их оставалось ещё девятеро, и стоит им разобраться надвое, для того, чтобы одна группа, поработав в бешеном темпе, отскакивала бы назад, на отдых, уступая место свежим, с незабитой рукой, – и мы долго не простоим. Дело шло, из соседей никто не вмешивался: негласный закон. Не знаешь, кто и зачем – сиди и не дёргайся. Должна была, вообще-то, прибежать служба охраны фактории, но нападавшие наверняка знали, что “красные мундиры” вмешаются лишь тогда, когда всё закончится, чтобы в лучшем случае – повязать уцелевших, а в худшем – пересчитать трупы. От них эта вот стая, отработав своё, легко могла бы уйти. Да она легко бы и ушла, даже оставив лежать пятерых или больше. Но один из ударов рассёк на мне рубаху, она легла краем на кисть, и, чтобы не запутаться в ней, я быстро сорвал и отбросил назад белые голландские клочья.

Вдруг послышался пронзительный крик. Не знаю, что произошло, но только наши соседи, могучие, с бородами, иностранцы, ловко перевернули свой стол, и ещё посуда с него, звеня, разлеталась по полу трактира, а они уже вырвали, выломали тяжёлые дубовые ножки. И с хрипом, с единым дыханием, пустили эти тёмные, ребристые брусья по головам напавших на нас. Странные соседи, с правильным, как при рубке деревьев, выдохом, в два мига смели нападавших, уверенно и бесстрашно, даже не пытаясь уклоняться от мелькающего оружия.

Два мига, и вот – все девятеро лежат. Двое пытались бежать, но достали и их.

– Ты кого-нибудь знаешь? – взахлёб бросая в лёгкие воздух, спросил я у Стоуна.

– Впервые вижу… Что-то странное… происходит…

Да, странное. Расступились спасители, и быстрым шагом, с выражением муки на сильном красивом лице подошёл к нам один из них.

– Власта! – проговорил он голосом тихим и страшным.

– Я – англичанин. Томас Локк Лей.

– Власта! – повторил он, одной рукой до белизны в косточках пальцев стиснув ножку стола, а второй потянувшись к моему горлу.

Готлиб и Стоун мягко шагнули, рука капитана перехватила тянущуюся ко мне кисть, а с другого боку выглянул и нацелился снизу-вперёд клинок абордажного тесака. Бородатые тоже сделали шаг.

– Леди?!

Я понял. Я всё понял, я угадал и, радостно, с болезненным облегчением улыбаясь, приподнял висящий на шее дарованный, с рубиновыми камнями, серебряный крест. Подкрался, шмыгнул к нам какой-то мальчик, не турок, но в турецких атласных штанах, с умными глазками.

– Вы – англичанин? – спросил он, довольно внятно.

– Я – да.

– Этот человек – из Московии, сэр. Где царь был моряком и плотником, царь Пётр, слыхали? Московия. Он ищет сестру. Её захватили с их кораблём, он её ищет, он богатый и сильный. Я служу у него. А у вас на шее – её фамильный крест.

Он что-то быстро сказал подошедшему, тот рванул ворот и вытянул на свет точно такой же, с пурпурными огоньками, серебряный крест.

– А ведь я не спросил у неё даже имя! – с грустью и теплотой проговорил я, улыбнувшись. – Скажи ему. Этот крест мне подарен хозяйкой. Она в безопасности. Но за ней нужно плыть. Я дам карту. Только сейчас нужно быстро уйти – мне нельзя долго быть в Басре, а расследование нас задержит. Так что ходу, братцы. На корабле договорим. Ходу!

Пока мальчик переводил, я, заметив перемену в лице стоящего напротив, протянул руку, сказал дружелюбно:

– Том.

Он крепко пожал её, откликнулся:

– Ярослав.

Убрал за спину свои обгоревшие пальцы Стоун, спрятал Готлиб клинок. Я, от пережитого слегка очумевший, достал из кармана трубку и продолжил курить. Кто-то из бородачей одобрительно засмеялся.

Надо было бы нам, надо бы захватить с собой кого-то из оставшихся в живых, ведь кто-то ещё шевелился. Не было рядом Пантелеуса, или просто человека с невозмущённым рассудком. Некому было подсказать, что немедленно нужно найти след того, кто им заплатил, – и заплатил немало, судя по тому, что безухий бледнел, но стоял! Но слишком много навалилось всего, да и некогда было. Мы быстро покинули таверну, сторожко оглядываясь в ожидании красных мундиров. Объясняй им, почему мы носим оружие! Но нет, повезло. Под ладонью спасительной темноты мы добрались до “Дуката”.

УПРЯМЫЙ МЕРТВЕЦ

Ему нужно было их чем-то кормить, этих двух человек, – его войско. Нужны были деньги. Нужна была сила. Иначе – как завершить задуманное, то, что не даёт испытывать радости ни от еды, ни от сна? Он нашёл эти деньги. Заработок постоянный, надёжный и жуткий.

Ума много не надо: путь из океана в большой мир лежит через ближайший цивилизованный порт. Своего рода это был подвиг: на маленькой шлюпке, под ветхим, залатанным парусом они прошли вдоль всего восточного побережья Африки до Аравийского полуострова. Прячась и от купцов, и от военных кораблей, и от пиратов, миновали Оманский, а затем Персидский заливы. Англоязычные, они осели в английской фактории в Басре. Продав кое-что из вещей, сняли две крохотные комнатки на третьем этаже. Обязательно две: капитан и команда должны жить отдельно. Вот здесь-то случай прыгнул сам ему в руки.