Михаил Кожемякин - Красная Валькирия
Абих увидел, как побледнела при его последних словах Лариса, но это доставило ему мстительное удовольствие: он мог еще согласиться делить ее с Раскольниковым, но не с половиной же богемного Петербурга! После этого разговор скомкался, сломался и сошел на нет. Спирт они допили вдвоем с Председателем Земного шара и отправились спать. Всю ночь снилась прежняя жизнь, при чем, как назло, не только до семнадцатого, но и до четырнадцатого! Товарищ Абих проснулся в отвратительном расположении духа и, очертя голову, отправился докладывать Раскольникову.
"Еще один рифмоплет и, верно, жрать хочет", - вопреки ожиданиям, только презрительно бросил Раскольников, сразу распознавший в диковинном госте очередного из числа той вечно нищей и прожорливой поэтической братии, которую его супруга подкармливала флотскими пайками. "Федор, неужели ты не понял, это же Хлебников! - возмутилась присутствовавшая при докладе Лариса. - Сам Велимир, Председатель Земного Шара, друг Маяковского". "Какой-то он потасканный для Председателя Земного шара", - хохотнул Раскольников, знавший наверняка, что жена "подкормит" гостя реквизированным у иранцев рисом. Поэтишки все время ошивались вокруг его супруги, о чем-то просили, на что-то надеялись, а она всегда готова была снизойти к их нуждам. И вот еще один свалился, на его голову! Даже в Персии достали! И добро бы этот Велимир писал идеологически правильные революционные стихи, как, например Маяковский... Или, хотя бы, как вступивший в Компартию Брюсов. Нет, этот был всего лишь когда-то сочувствующим, да и то не сумел отречься от декадентской шелухи, которой так опасно увлекалась его супруга.
Тем не менее, полубезумный оборванец с клеенчатой коробкой на голове забавлял и не казался опасным. По настоянию Ларисы, "поэтишку" взял на поруки товарищ Абих, тем более, что, как было известно командующему Волжско-Каспийской флотилией, поэзию товарищ Абих и сам любил. Рудольф Петрович даже попытался поместить стихи "дервиша" в газете "Красный Иран". "Дервиш", в свою очередь, воспел в стихотворении медную чернильницу в виде верблюда, украшавшую стол товарища Абиха, и даже написал портрет секретаря Политотдела, в котором Абих не без обиды опознал себя, похмельного наутро после давешней беседы за "чаем". "Рудольф Петрович, а известно ли вам, что когда Анненков писал Блока, он специально три ночи водил его по кабакам, дабы добиться романтической бледности и роковых теней под глазами? - беззаботно парировал Хлебников - А тут - такая находка!" "Ну-ну, - оскалился Абих, - О Русь моя, жена моя... Я пригвожден к трактирной стойке! Знаем, читали... Только здесь даже трактира порядочного нет! Велимир Владимирович, может снова спиртику?"
Узнав о том, что Хлебников прижился при его штабе, Раскольников подумал, что из "поэтишки", может быть, выйдет толк. "Гуль-мулла!", - кричали энзелийские мальчишки, завидев странного длинноволосого человека с футляром от печатной машинки на голове. "Они называют меня "священником роз", - рассказывал польщенный Хлебников товарищу Абиху. "Не священником роз, а русским муллой. Роза на их языке будет "гюль"! А "гуль", это даже не "русский", а так, вроде: "кацап". Если на то пошло, по-местному вас было бы этичнее назвать "урус-дервиш", священного сана-то вы не несете!", - уточнял Абих, отменный знаток Персии и местных нравов. Но Хлебникова бесполезно было убеждать в неточности собственного перевода: он намеревался, подобно дервишу из пьесы Гумилева "Дитя Аллаха", рассыпать в этом краю роз мудрость, как цветы...
Лариса же была в восторге от Гуль-муллы и продекламировала мужу новое стихотворение странного гостя:
"Видите, персы, вот я иду
По Синвату к вам.
Мост ветров подо мной.
Я Гушедар-мах,
Я Гушедар-мах, пророк
Века сего и несу в руке
Фрашокерети (мир будущего)".
"Тьфу ты, даже не выговоришь! И это ты называешь стихами? А рифма где? - оборвал ее Раскольников, и назидательно добавил: "Мир будущего несем сюда мы, Персармия". "Но, Федор, ты даже не потрудился дослушать, - невозмутимо заметила Лариса, - А там говорится:
Персия будет советской страной,
Так говорит пророк."
"И без пророков таких босоногих справимся", - бросил Раскольников. Тем не менее, после настоятельных просьб Ларисы он сдался и назначил Хлебникова на должность "лектора Летучего красного отряда", отправлявшегося на штурм Тегерана, с назначением ему постоянного довольствия. Впрочем, переодеваться в гимнастерку и обмотки Гуль-мулла не захотел, так и отправился, верхом на ободранном обозном ослике, в рубище и своем причудливом головном уборе.
- Он что, в таком виде стишки бойцам читать будет? - уныло спросил Раскольников у Ларисы.
- Товарищам будет полезно послушать стихи во время привалов, - с царственной улыбкой ответила товарищ Рейснер.
- Только не эту тарабарщину! - возмутился комкор. - Слыхал я: "Вы рассмейтесь, смехачи...". Или это еще: "Дыр, бул, щел, убещур..." Братишки и так слишком часто вокруг него животы надрывают, вместо того, чтоб политграмоту постигать! Пусть лучше помалкивает да рис жрет, а стишки свои товарищу Абиху читает, два сапога - пара!
А между тем "русский дервиш" писал родным в Астрахань: "Живется здесь скучно, дела никакого, общество - искатели приключений, авантюристы шаек Америго Веспуччи и Фернандо Кортеца". Письмо Хлебникова вскрыли товарищи из Особого отдела Персидской Красной армии, не переставшие проявлять к этой темной личности повышенный интерес. После этого оно легло на стол сначала к Абиху, а потом к Раскольникову, в сопровождении рапорта следующего содержания: "Именующий себя Велимиром Земного Шара гр. Хлебников В.В., внедрившийся в ряды Персармии, разоблачен в сношении с главарями бандитских белых банд Америго Веспуччи и Фернандо Кортеца. Нашей агентуре они пока неизвестны, но очевидно присланы Антантой". Товарищ Абих лишь посмеялся, а Раскольников буквально побагровел от гнева и швырнул рапорт в лицо супруге.
"Погляди, что пишет твой сумасшедший пророк! - кричал Раскольников. - Мало того, что мы, значит, не Персармия, а шайка авантюристов! Ты хоть представляешь, что будет, если подобная писулька дойдет до товарища Троцкого? Хорошего лектора ты навязала на мою шею...".
"Ты должен гордиться, Федор, он сравнил нас с конкистадорами! Армия Кортеса завоевала столицу империи ацтеков, а мы непременно завоюем Тегеран. Воины Кортеса отличались смелостью", - пыталась переубедить мужа Лариса. А про себя думала: "И жадностью. Выжали все золото из Латинской Америки, как мы выжимаем рис". От этой мысли Ларисе становилось необычайно горько: она вспоминала одно из писем Гафиза, в котором он говорил, что мечтает написать пьесу о завоевании Мексики Кортесом. Тогда, в 1916-м, она передала Гафизу на фронт книгу Уильяма Прескотта о завоевании Мексики, которую он рассеянно листал в грязных траншеях. Теперь она часто чувствовала себя предательницей Мариной, Малинцин - индианкой, которая помогла своему любовнику Кортесу завоевать Мескику. В муже Лариса видела нового Кортеса, разбойника и авантюриста, который выжал слезы и кровь из русского Поволжья и персидского Гиляна, а теперь собирается покорить Тегеран!
