Восстание (ЛП) - Скэрроу Саймон

Они догнали когорту, когда Туберон проводил своих людей через северные ворота.

Прямо перед ними шли пешие люди, которые бежали почти рысью, чтобы не отставать от повозок, подгоняемых испуганными погонщиками мулов, которые, в свою очередь, шли в ногу со всадниками колонны наместника. Несмотря на яркую лунную ночь, на ландшафте были тени, из-за которых невозможно было обнаружить движение на расстоянии более нескольких сотен шагов, и легко было представить, как банды повстанцев приближаются со всех сторон, намереваясь уничтожить пропретора и его измученную колонну.

Вокруг Катона и Макрона конные ауксилларии ехали молча, настороженно оглядываясь по сторонам. Позади них были слышны слабые крики и вопли мирных жителей, оказавшихся в ловушке в городе, а над ними – частый рев боевых горнов, звуки которых теперь приобрели явно ликующий тон. На сердце Катона было тяжело, а из-за усталости тяжесть доспеха на его плечах казалась невыносимой. То что пришлось отступить, было уже весьма деморализующе, однако сам факт того, что оставшиеся жители Лондиниума будут убиты мятежными бриттами, запятнало каждого человека в колонне тошнотворным чувством стыда, которое невозможно было забыть или простить, несмотря на обстоятельства.

Пока Макрон ехал рядом с ним, его мысли были более тревожными и личными. Несмотря на то, что он испытал облегчение от того, что Петронеллу и остальных удалось вывезти из Лондиниума, его преследовала судьба его матери. Насколько он знал, она могла уже умереть, учитывая ее тяжелое состояние, когда он видел ее в последний раз. Но, возможно, она еще жива. В этом случае он надеялся, что ей хватит ума покончить с собой до того, как ее найдут повстанцы. Зная ее, он боялся, что она может дождаться, пока за ней придут, и попытаться отомстить за разрушение жизни, которую она построила для себя в городе. Если все закончилось именно так, он надеялся, что смерть придет быстро. Но он никогда не узнает, и это сомнение всегда будет с ним.

Дорога от северных ворот комплекса поворачивала на запад и выходила на главную дорогу на гребне хребта, возвышающегося над городом и рекой. Отсюда дорога вела на север, в сторону Веруламиума. По маршруту уже бежали люди, их тележки были доверху набиты вещами и, без сомнения, вещами, награбленными после краха правопорядка несколькими днями ранее. Другие несли те жалкие пожитки, которые можно было уместить в мешки или повесить на плечевую палку. Теперь, когда повстанцы вошли в город, тех кто будет пытаться бежать станет еще больше. Светоний приказал колонне идти рядом с беженцами до тех пор, пока путь вперед не станет достаточно свободным, чтобы вернуться на дорогу.

Когда когорта Катона достигла перекрестка, к нему подъехал трибун.

- Приветствие от наместника, господин. Светоний хочет, чтобы Восьмая когорта удерживала перекресток открытым, чтобы позволить как можно большему количеству гражданских лиц спастись.

- Как долго?

- До рассвета, господин.

Катон обменялся взглядами с Макроном. В когорте осталось едва ли двести человек, все они были на последнем издыхании, даже если их лошади и отдохнули. Их хватит на еще одну атаку или стычку, максимум две, прежде чем их силы будут истощены окончательно.

- Очень хорошо, - ответил он. - Скажи пропретору, что мы увидимся с ним в Веруламиуме.

Они обменялись приветствиями, прежде чем трибун развернул лошадь и галопом помчался по краю дороги.

- Не многого ли он просит, твой командующий? - Макрон вздохнул. - Чего он ожидает от нас?

- Как обычно – выполнение нашего долга, - Катон выдавил улыбку. - Честно говоря, ты же как раз скучал по таким вещам с тех пор, как ушел из армии.

- Честно говоря, если последние несколько месяцев – это лучшее, что может предложить выход на пенсию, мне будет безопаснее вернуть себя в форму и снова служить под легионными орлами.

- Что ж, я рад, что ты снова рядом со мной.

Катон подозвал Туберона и передал приказ пропретора. - Когорта должна располагаться по обе стороны дороги, в линию. Мы будем держаться до рассвета. Надеюсь, к тому времени все гражданские лица, покинувшие город, пройдут через перекресток.

- Что, если повстанцы придут за ними?

- Как я уже сказал, мы держим свою позицию. Скорее всего, мы столкнемся с небольшими группами разведчиков, которые будут охотиться за легкой добычей в городе или среди тех, кого они будут преследовать. Они не захотят вступать в бой со строем регулярной кавалерии.

- А если они это сделают?

- Тогда мы вступаем в бой достаточно энергично, чтобы воспрепятствовать любым дальнейшим попыткам.

Туберон подошел ближе и понизил голос. - Парни почти не отдыхали с тех пор, как мы добрались до Лондиниума, господин. А до этого они были на полном ходу всю дорогу от Моны.

- Я знаю, что пережили эти люди, центурион. И я знаю их качества. Они хорошие люди и сделают то, что им велят. Я рассчитываю на то, что ты подашь им пример. Понимаешь?

- Да, господин.

- Хорошо, тогда возьми первые три турмы и постройся слева от дороги. Центурион Макрон и я поведем остальных направо. Будь внимателен к моим сигналам. Если повстанцы станут преследовать мирных жителей до самого хребта, может возникнуть много шума.

- Да, господин.

Они обменялись приветствиями, и Туберон поехал расставлять своих людей. Макрон посмотрел на него на мгновение, прежде чем прокомментировать: - Мне кажется, этот человек склонен к панике.

- Он оказался порядочным офицером. Кампания на Моне стала большим испытанием для когорты. Они преуспели. Просто после того, как остров был взят, армия с нетерпением ждала возвращения в Деву, чтобы насладиться добычей, забрать свои награды, напиться и поднять чаши за павших. Боудикка поймала нас всех в прыжке.

- Это никогда не закончится... - начал Макрон.

- Пока все не закончится? - ответил Катон.

- И даже тогда, - усмехнулся Макрон. - Хорошо, посмотрим, из чего сделаны твои люди, когда появится противник.

По оценке Катона, прошло больше часа, прежде чем последний из гражданских приблизился к хребту. В километре позади них шли группы всадников и пеших, выходящих из города и двигавшихся по его периметру с востока. В некоторых частях Лондиниума занимались новые кострища, их мрачное сияние выделялось на фоне серых оттенков лунного света. Последняя группа мирных жителей, бегущих от врага, поднималась по склону с максимальной скоростью, которую только могла осилить, когда группа из более чем сотни всадников повстанцев внезапно перешла на галоп и направилась к ним.

- Они не доберутся до нас вовремя, - заметил Макрон.

Катон вытянул шею, чтобы рассмотреть более широкую картину, прежде чем принять решение. - Самое время вмешаться.

Он крикнул вдоль линии когорты. - Восьмая будет наступать! Вперед шагом!

Линия конных вспомогательных войск двинулась вперед, спускаясь с гребня. Впереди сгрудились враги, которые бросились догонять последних мирных жителей.

- Рысью!

По мере увеличения темпа линия становилась все более неровной. Катон с облегчением отметил, что ауксилларии проскочат мимо мирных жителей до того, как их настигнут мятежники.

- Галопом!

Это было настолько быстро, насколько он мог осмелиться в темноте, хотя склон был ровным, а трава невысокой из-за недавнего выпаса. Всадники проскакали по обе стороны от мирных жителей, а затем сомкнулись, приближаясь к врагу. Последние слишком медленно отреагировали на надвигающуюся опасность и в замешательстве стали разворачиваться, пытаясь уйти от надвигавшейся на них римской конницы. Прежде чем они успели завершить маневр или набрать хоть какую-то скорость, на них обрушились ряды ауксиллариев, вонзая копья в противников и сбивая их щитами. Катон и Макрон оставались бок о бок, ныряя среди сражающихся всадников. Несмотря на то, что была ночь, обнаружить врага было легко. Темнота наполнилась звоном клинков и грохотом ударов, а также боевыми кличами обеих сторон, вздохами раненых воинов и пронзительным ржанием раненых и испуганных лошадей.