Фредерик Марриет - Персиваль Кин
При этом известии все невольно вскочили со своих мест.
— Господа, вы жалеете обо мне, но будете жалеть еще более. Капитан, простите меня, и вы, господа фермеры; я не хотела делать вам зла, но не могла отвратить его. Объявляю вам, что все вы пили отравленную воду, я также приняла яд, чтобы избегнуть казни. Обед отравлен, и все вы отравлены, — громко вскричала Христобелла и выбежала из комнаты.
При этом известии я вскочил со стула и будто в отчаянии ломал руки. Я взглянул кругом и никогда не забуду того ужаса, который написан был на лицах всех присутствовавших. Старый фермер, сидевший возле меня и также участвовавший в заговоре, с воплем опустил голову на стол.
— Боже, отпусти мне грехи мои, — вскричал другой фермер.
Лейтенант Максвел взглянул на меня и залился слезами; Дотт положил пальцы в рот и сидел как помешанный.
Наконец, я стал звонить, но никто не явился. Я стал звонить громче. Показался невольник.
— Где мой слуга?
— Его нет здесь, сударь.
— Где все люди?
— Все разбежались, сударь; мамми Христобелла умирает.
— Беги же скорее на бриг и приведи сюда доктора.
— Сейчас, — отвечал негр, выходя из комнаты.
— О, я начинаю чувствовать, — вскричал я, схватывая себя за грудь. — Я задыхаюсь.
— И я также, — сказал один из мичманов плача. Лейла в слезах вбежала в комнату.
— Мамми умерла, — сказала она. — О, капитан Кин, мне жаль вас, подите, я дам вам противоядие.
— Дай, скорее, скорее!
— Да, да, давай нам скорее!
— У меня теперь нет более, но я приготовлю еще. Останьтесь здесь и не шевелитесь, иначе яд станет действовать; я возвращусь как можно скорее.
Лейла взяла меня за руку и вывела из комнаты; придя к Христобелле, я хохотал до слез; но тем наказание еще не кончилось. Около десяти минут, не говоря ни слова, не смотря друг на друга и не двигаясь, с отчаянием на лицах, они обрадованы были возвращением Лейлы с огромным кувшином, из которого каждому досталось по стакану. Я стоял за дверьми, между тем как они толкали друг друга, спеша за противоядием, и потом пили его с жадностью, не воображая, что оно, вместо того, чтобы исцелить их, еще сделает больными. Через несколько минут начались вопли, крики, и сцена сделалась ужасною. Невольники отнесли гостей на постели, оставя их на жертву тягостным мыслям и сильным действиям противоядия, которое всю ночь не давало им покоя.
ГЛАВА XXXVI
С рассветом я пришел в комнату Дотта вместе с доктором, которому прежде открыл секрет. Том был в жалком положении.
— Слава Богу! Хоть один остался в живых! — сказал мне доктор.
— О, капитан Кин, — сказал Том, — как я рад, что вы здоровы; но вы приняли лекарство гораздо прежде нас.
— Да, — отвечал я, — мне дали его вовремя; но мы не теряем за тебя надежды.
— Я чувствую себя очень худо, — отвечал Том. — Доктор, скажите, останусь ли я жив?
Доктор взял его пульс и нахмурился. Наконец, он сказал:
— Ежели через двенадцать часов вам не будет хуже, то я ручаюсь за вашу жизнь.
— Сколько умерло? — спросил Дотт.
— Не знаю; мы прежде всех посетили вас.
— Я сознаюсь, что мы были не правы, — сказал Том, — зачем было доводить бедную женщину до отчаяния? Если я останусь жив, смерть ее будет лежать на моей совести.
— Правда, Дотт, — отвечал я, — но доктор велит оставить тебя в покое, и потому я уйду. Вечером опять навещу тебя.
Шутка мамми Христобеллы положила конец проказам мистера Дотта. Все другие, бывшие жертвами нашего заговора, оправясь от болезни, расплатились с Лейлою и скорее выехали из дому.
На третий день Том Дотт и лейтенант Максвел перебрались на бриг, воображая, что они чудом спаслись от смерти, и мы с двумя фермерами остались единственными жильцами Христобеллы, которая сделалась по-прежнему внимательною. Она сказала мне:
— Масса Кин, я очень много вам обязана; если вам нужно двести, триста, пятьсот фунтов стерлингов, возьмите у меня и хоть никогда не возвращайте.
Я отвечал, что не имею нужды в деньгах и что также много ей обязан. Но этот случай уже наделал много шума. Сначала в самом деле поверили, что Христобелла отравила себя и своих постояльцев, и я должен был защищать ее. Когда адмирал прислал расспросить о случившемся, я поехал к нему и рассказал всю историю и после принужден был повторить ее губернатору. Все смеялись над страдальцами и поздравляли мамми Христобеллу, что она так хитро и искусно очистила свой дом от несносных постояльцев.
Однажды адмирал прислал за мною и сказал:
— Кин, мне нельзя долее ждать прихода другого судна. Я должен послать вас с депешами в Англию: завтра вы сниметесь с якоря.
Я отвечал, что готов, и простился с адмиралом, который обещал прислать депеши на другой день с рассветом. Я поехал на бриг, отдал нужные приказания и потом возвратился в отель, чтобы взять свои вещи и расплатиться; но мамми Христобелла не хотела и слышать о плате и даже рассердилась не на шутку. Итак, вместо расписки, поцеловав старушку и потом Лейлу и подарив последней пару дублонов, я уехал на бриг. На следующее утро адмирал прислал депеши, и бриг под всеми парусами понесся в Англию.
Мы сделали самый быстрый переход. Команда была прекрасная, и с офицерами я не имел никаких неудовольствий.
Мы уже приближались к Англии, когда Боб Кросс донес мне, что на юго-востоке от нас слышна пальба. Я вышел наверх, но хотя выстрелы были явственно слышны, однако судов не было видно. Я переменил курс и к рассвету увидел французскую шкуну, сражавшуюся с большим английским кораблем, по-видимому ост-индской компании. Корабль имел уже множество повреждений в парусах и рангоуте.
Боб Кросс, стоявший возле меня, между тем как я смотрел в трубу, сказал:
— Капитан Кин, этот проклятый француз тотчас уйдет, если мы поднимем английский флаг, но, подняв французский, мы можем подойти к нему и овладеть им прежде, чем он узнает, кто мы.
— Мне кажется, ты прав, Боб, — сказал я. — Поднимите французский флаг; одним призом больше.
— Не прикажете ли выпалить пушку, капитан, чтобы привлечь их внимание?
— Пали, — отвечал я.
После выстрела мы продолжали идти к судам с попутным ветром. Около семи часов мы были от них в двух милях, и тогда я заметил, что английский корабль спустил флаг, и шкуна, подойдя к нему ближе, овладела им. Через полчаса мы также были возле нее. Я лег борт о борт со шкуною и взял ее на абордаж без большой потери, потому что почти половина ее команды была на ост-индском корабле, которым мы также без труда овладели.
Капитан сказал мне, что они около девяти часов сражались со шкуною и имели надежду отразить ее, но видя, что мы подняли французский флаг, считали дальнейшее сопротивление бесполезным. Шкуна имела четырнадцать пушек и была почти одной величины с моим бригом.
