Александр Дюма - Парижские могикане. Том 2
Граф Эрбель был тяжело ранен, и его хотел прикончить саблей всадник-республиканец, как вдруг тому вздумалось заставить графа молить о пощаде.
— Мы щадим неприятеля, но никогда не просим о пощаде сами, — отвечал граф.
— Ты достоин называться республиканцем! — воскликнул всадник.
— Да, однако, к сожалению, я не республиканец.
— Ты знаешь, что ждет эмигрантов, взятых с оружием в руках?
— Расстрел на месте.
— Совершенно верно. Граф Эрбель пожал плечами.
— Зачем тогда заставлять меня молить о пощаде, дурень?
Победитель взглянул на него с некоторым удивлением, хотя солдат Республики удивить было не просто.
В эту минуту подвезли на тележке еще трех пленных дворян; они были связаны. Сопровождавшие их солдаты посовещались с тем, кто арестовал графа Эрбеля. Потом графа тоже посадили на тележку, и пленников повезли к рощице, находившейся неподалеку от города; было понятно, что их сейчас расстреляют.
Приехали в рощу. Пленникам приказали вылезти из повозки. Республиканец, захвативший в плен графа Эрбеля, подошел к нему и спросил:
— Ты бретонец?
— Как и ты, — отвечал граф.
— Если ты это понял, почему не сказал об этом раньше?
— Разве ты не слышал? Мы никогда не просим пощады! Если бы я тебе сказал, что мы из одних мест, это означало бы, что я прошу снисхождения.
Всадник обернулся к товарищам.
— Это мой земляк, — пояснил он.
— Ну и что?
— Я не могу поднять руку на земляка.
— Ну и не поднимай!
— Спасибо, друзья!
Он снова подошел к графу Эрбелю, развязал ему руки.
— Черт побери! Ты мне оказываешь огромную услугу, — признался граф. — Я умирал от желания понюхать табак.
Он вынул из кармана золотую табакерку, раскрыл ее, любезно протянул республиканцу; однако тот отказался. Граф захватил большую щепоть испанского табаку и поднес к носу.
Республиканцы с улыбкой наблюдали за человеком, который перед смертью с таким наслаждением нюхает табак.
— Слушай, земляк, — обратился всадник к графу, — понюхал табачку — и будет: беги!
— Как «беги»?
— Именем Республики я тебя отпускаю за храбрость.
— А мои товарищи тоже свободны? — спросил граф.
— Нет, они заплатят за себя и за тебя, — отвечал всадник.
— В таком случае и я остаюсь, — проговорил бретонский офицер, опуская табакерку в карман.
— Остаешься?
— Да.
— Чтобы быть расстрелянным?
— Разумеется.
— Да ты не в своем уме?!
— Я бретонец и на подлости не гожусь.
— Послушай меня: беги! Через десять минут будет слишком поздно.
— Я эмигрировал вместе с ними, — возразил граф Эрбель, засунув руки в карманы. — Я сражался с ними бок о бок, мы вместе были арестованы. Либо я убегу вместе с ними, либо с ними умру. Понятно?
— Ты храбрый, земляк! — сказал республиканец. — Из уважения к тебе и ради меня мои товарищи отпускают всех вас.
— Ладно, только пусть крикнут: «Да здравствует Республика!» — заметил один из всадников.
— Слышите, друзья? — обратился граф Эрбель к своим товарищам. — Эти славные люди говорят, что, если вы крикнете «Да здравствует Республика!», они нас всех помилуют.
— Да здравствует король! — крикнули трое дворян, резким движением головы сбросив шляпы.
— Да здравствует Франция! — изо всех сил заорал бретонский всадник в надежде заглушить их голоса.
— Ну, это сколько угодно! — подхватили четверо дворян и дружно крикнули: — Да здравствует Франция!
— Ну, бегите все — и точка! — сказал земляк графа, развязав им руки.
Сев на лошадей, небольшой отряд республиканцев поскакал галопом, крича на ходу:
— Удачи вам! Не забудьте при случае, что мы для вас сделали!
— Господа! — заметил граф Эрбель. — Они правы, что советуют нам не забывать об их поступке, эти славные санкюлоты! Я не уверен, что на их месте мы вели бы себя так же благородно!
Тринадцатого октября того же года после взятия Лотербура и Висамбура, когда граф Эрбель во главе своего батальона захватил три редута, двенадцать пушек и пять штандартов, его лично поздравил генерал граф фон Вурмзер, главнокомандующий австрийской армией, а принц Конде обнял его перед строем и подарил ему свою шпагу.
Но насколько граф Эрбель, бретонский дворянин, считал своим святым долгом умереть за монархию, настолько же противна его совести была гражданская война, которую он вынужден был вести вместе с иноземными захватчиками против своего народа. И куда должны были завести французских эмигрантов иностранные войска, стремившиеся во что бы то ни стало захватить Францию? Не была ли эта дорога ложной и не совершил ли ошибку принц Конде, когда ценой собственной крови и жизни своих товарищей предпринимал отчаянную попытку вторгнуться туда силой? Не оказался ли он жертвой политической игры монархов-союзников?
В самом деле, жители наших приграничных областей начинали сомневаться в преданности Пруссии и Австрии интересам французской монархии и перестали подниматься на борьбу по призыву роялистов; они считали захватчиками тех, кого раньше принимали за освободителей, и отворачивались при виде иноземных солдат.
Как и к простым смертным, к сильным мира сего опыт приходит после того как ошибка уже совершена, но к ним он приходит еще позднее. Граф Эрбель понял, что просчитался. Он скорее из чувства долга, чем по убеждению, следовал за армией Конде вплоть до 1 мая 1801 года, когда она была наконец распущена.
III. ГЕНЕРАЛ ГРАФ ЭРБЕЛЬ ДЕ КУРТЕНЕ
После роспуска армии Конде тысячи эмигрантов разбросало по всему свету: в Германию, Швейцарию, Италию, Испанию, Португалию, Соединенные Штаты, Китай, Перу, на Камчатку. Кончили они тем, с чего им следовало бы начинать, то есть, вместо того чтобы идти на Францию, стали зарабатывать себе на жизнь искусствами, науками, торговлей, сельским хозяйством.
Господин маркиз де Буафран, капитан драгун в армии принца Конде, торговал теперь в книжной лавке в Лейпциге; г-н граф де Комон-Лафорс стал переплетчиком в Лондоне; г-н маркиз де ла Мезонфор занялся книгопечатанием в Брауншвейге; г-н барон Мунье основал воспитательный дом в Веймаре; г-н граф де ла Фрейле жил уроками рисования; г-н шевалье де Пейен давал уроки чистописания; г-н шевалье де Ботереф стал учителем фехтования; г-н граф де Понтюаль — учителем танцев; г-н герцог Орлеанский — учителем математики; г-н граф де Лас-Каз, г-н шевалье д'Эрве, г-н аббат де Левизак, г-н граф де Понблан преподавали французский язык; г-н маркиз де Шаванн занялся торговлей каменным углем; г-н граф де Корнюлье-Люсиньер нашел место садовника. Наконец, семейство
Полиньяк отправилось на Украину и в Литву обрабатывать землю, чем Дюпон де Немур занимался под Нью-Йорком, граф де ла Тур дю Пен — на берегах Делавэра, а маркиз де Лезэ-Марнезиа — на берегах Сайото.
