Джек Линдсей - Восстание на золотых приисках
Дик и Шейн с трудом выбрались на улицу; им хотелось увидеть, что происходит на дороге. Полиция выстроилась на обочине. Юный офицер пригнулся к шее лошади, слушая, что ему говорит начальник караула Эймс; впрочем, он по-прежнему был ко всему равнодушен. С каждым мигом толпа росла. Добрых десять тысяч старателей теснились и кричали на холме. Бегство Бентли через прииски привлекло сюда почти всех мужчин, желавших разнюхать, чем тут пахнет.
— Солдаты!
Наступило молчание. Шейн схватил Дика за руку и указал на долговязого парня, ирландца с виду, который шёл вразвалку к концу кегельбана, держа в руках охапку бумаг и тряпья. Толпа следила за ним затаив дыхание. Дойдя до наветренного конца кегельбана, парень свалил свою ношу под холщовым навесом и не спеша чиркнул спичкой. Дик взглянул на молодого офицера, который, сидя на лошади, через головы толпы следил за происходящим. Офицер медленно поднёс руку к кобуре револьвера, но затем, пожав плечами, наклонился вперёд и похлопал лошадь по шее.
Бумага вспыхнула, пламя побежало по кегельбану, и холст загорелся. Ветер быстро погнал языки пламени к гостинице. Толпа снова стала вопить и стучать ногами, и этот шум слился с рёвом огня. Солдаты, присланные из лагеря после того, как туда примчался перепуганный Бентли, уже въезжали в лощину Спесимен, но спасти дом было невозможно. Он весь был охвачен пламенем.
Чёрная тучка появилась над чёрным холмом и пролила несколько крупных капель дождя; но огонь, достигший теперь крыши, вырвался из-под конька, и золотой его венчик, словно в дикой пляске, метался над столбами дыма. Затем ветер вдруг утих, и крыша провалилась со страшным грохотом.
Глава 4. Свалка
Дику захотелось выбраться из этой неразберихи. Теперь, когда гостиница сгорела, у старателей пропала всякая решимость; им больше нечего было делать, и они растерялись. Солдаты оттеснили их назад и усердно старались не допустить распространения огня. Военный в форме старшины громким голосом, тонувшим, однако, в общем шуме, читал закон о мятежах. Дик понял всё же, что старшина именем королевы приказывает толпе разойтись.
— Это мерзавец Мильн, — сказал Шейн. — Чтоб у него язык сгорел!
Старатели, охваченные гневом, который не находил выхода, то топтались на одном месте, то начинали наседать на солдат, и вскоре неподалёку завязалась драка. Дика оттеснили от Шейна. Сперва он отчаянно боролся, а потом решил, что лучше всего поскорее убраться отсюда. Пуская в ход кулаки, локти и колени, Дик выбрался наконец на свободное место. Он стоял, тяжело дыша, полный решимости уйти домой, как только сообразит, где легче пробраться сквозь толпу.
Но тут он услышал чьи-то крики и узнал голос Шейна. Он снова нырнул в толпу и протолкался сквозь неё как раз вовремя, чтобы увидеть, как Шейна тащили сквозь ряды полицейских; лицо Шейна было разбито и окровавлено.
— Надеть наручники на это животное! — сказал офицер холодным, равнодушным голосом.
Полицейские поспешно защёлкнули наручники на запястьях Шейна. Стоявшие поблизости старатели возмущённо закричали и бросились вперёд, но, испугавшись при виде направленных на них ружей, остановились.
— Освободим его! — завопил Дик. — Вперёд!
Толпа угрожающе двинулась на полицейских, Дик споткнулся и, наклонившись, увидел у себя под ногами большую почерневшую головню. Он поднял её, размахнулся изо всех сил и метнул в лейтенанта. Головня угодила тому прямо в живот. Лейтенант громко замычал от боли, скорчился и рухнул с лошади на землю. Лошадь встала на дыбы, а затем рванулась вперёд, смяв ряды полицейских. Те отпрянули, чтобы избежать копыт напуганной лошади, и лишь немногие, бросив винтовки, кинулись на помощь упавшему офицеру. Дик, в сопровождении десятка наиболее смелых старателей, напал на полицейских; началась ожесточённая свалка. Добравшись до лошади, Дик схватился за повод и повернул её туда, где стоял в наручниках Шейн. Тот воспользовался сумятицей и вырвался из рук державшего его фараона. Следя за движениями Дика, он ринулся вперёд и встретился с ним в небольшом пространстве, которое очистили испуганные лошадью полицейские. Люди, возившиеся с потерявшим сознание офицером, заслоняли Дика и Шейна от выстрелов, но нельзя было терять ни минуты. Один из полицейских, гнавшихся за Шейном, налетел с размаху на группу, занятую спасением офицера, и с руганью растянулся на земле.
— На коня! — закричал Дик.
Шейн отчаянно пытался взобраться на лошадь, но та всё ещё брыкалась, а наручники делали задачу особенно трудной. Дик вскочил в седло и, нагнувшись, втащил Шейна на загривок лошади, так что его голова и руки болтались по одну сторону, а ноги — по другую. Старатели, сообразив, что задумал мальчик, расступились. Дик ударил ногами в бока лошади и поскакал.
Люди с приветственными криками тут же сомкнули ряды; а когда полицейские, оттащив в сторону раненого офицера, отбили натиск старателей, Дик уже отъехал на несколько сот ярдов, и густая толпа отделила его от полиции.
Как ни плотно стояли старатели, они расступились перед Диком, и он нёсся галопом, пока не достиг первых палаток на равнине. Там он остановил лошадь, соскочил с неё и стащил Шейна, ухватившись за пояс его молескиновых штанов. От неудобной езды у Шейна кружилась голова, и он стоял, держась за седло и моргая.
Поблизости в это время никого не было, так как все старатели собрались возле гостиницы. Лишь неопрятная женщина вышла из ближайшей хижины и окинула их безразличным взглядом.
— Спрячь наручники, — сказал Дик.
— Куда, к чёрту, я их спрячу, — ответил Шейн, вращая глазами. — Пусть у меня кровь отхлынет от головы, и тогда я соберусь с мыслями. Не забудь, что я ехал вниз головой и всё время боялся, как бы дорога не поднялась и не стукнула меня по башке.
Он зашатался и опёрся о Дика, затем с сожалением посмотрел на наручники.
— Куда бы мне спрятать эти проклятые штуки? В один брючный карман обе руки не засунешь, а пиджак я оставил дома. Я мог бы воздеть руки к небу и сделать вид, что молюсь, но не привлечёт ли это взоры человечества ко мне, бредущему по стезям грешного мира сего?
— Подожди минутку, — сказал Дик. — Вон там валяется старый мешок.
Он отошёл в сторону и поднял рваный мешок, затоптанный в грязь. Затем набросил мешок на наручники, чтобы казалось, будто Шейн несёт его обеими руками.
— Эта изящная поза скорее подошла бы застенчивой барышне, нежели мне, Шейну Корригену из Корригена в баронетстве Кильмарни, — сказал Шейн. — Впрочем, принимая во внимание обстоятельства, это всё же лучше, чем получить по физиономии.
— Ладно, сегодня нам с легавыми воевать не придётся, — сказал ему в утешение Дик и, ударив лошадь по крупу, послал её по той же дороге, по которой они приехали.
