Вера Хенриксен - Серебряный молот
— Сигрид, — сказала она, словно перед ней был ребенок. — Говори, Сигрид, говори!
Она сама не знала, откуда у нее взялись такие слова. Наверняка Сигурду было тоже не сладко.
Но старшая Сигрид заплакала еще горше.
Асбьёрн проснулся и начал капризничать, но мать даже не слышала его. Младшая Сигрид успокоила его, как смогла. Потом заставила лечь в постель и его мать; та лежала, дрожа всем телом, пока не уснула.
Но Сигрид дочь Турира еще долго не могла заснуть. Она напряженно думала о криках, услышанных ею в ту зиму, когда брат с женой жили в Бьяркее. И она знала, что Сигрид дочь Скьялга сама отчасти виновата в своих несчастьях.
Ведь в Сигурде были не одни лишь дурные качества. Оглядываясь в прошлое, она, вопреки всему, вспоминала моменты, когда он, на свой грубый манер, был с ней приветлив. Она вспомнила, как однажды плакала, разбив игрушку. И он сурово заметил: «Дочь хёвдинга не плачет, Сигрид!» Но все же починил ей игрушку, как смог.
Она подумала о Фрейре, едущей в повозке, запряженной кошками:
«Дорогая Фрейя[5], как тебе бывает трудно…» — засыпая, подумала она и пробормотала:
— Я принесу тебе жертву… жертву… ради Сигрид…
После этой ночи Сигрид дочь Скьялга стала избегать свою невестку. В ее поведении появилось что-то просящее, почти собачье, какая-то молчаливая мольба. И между ними больше никогда не возникало подобных разговоров.
Теперь у Сигрид дочери Турира появилось больше свободы делать то, что ей хочется, и посреди своих повседневных дел она выкраивала время, чтобы посетить те места на острове, которые ей больше всего нравились и с которыми она хотела попрощаться, прежде чем отправиться на юг.
На берегу моря она не ощущала того напряженного чувства ожидания, которое поселилось в ней, как только она узнала о предстоящем замужестве. И после кризиса, происшедшего с женой брата, она совсем потеряла мужество. Ведь и ей предстояло покинуть родные места и своих близких; ее братья собирались выдать ее за человека, которого она никогда в жизни не видела. И, как знать, не будет ли он относиться к ней еще хуже, чем Сигурд к своей Сигрид?
А Бьяркей… при одной только мысли о доме и об острове у нее обрывалось все внутри; она чувствовала привязанность к каждому камню, к каждой кочке, к крикам птиц и морскому прибою. Ей хотелось, чтобы то, о чем говорила Сигрид дочь Скьялга, было неправдой, чтобы она, как обычно, командовала ею, не оставляя времени на размышления.
Турира трудно было застать на месте, у него была масса всяких дел то на соседних островах, то на материке. И, бывая дома, он всегда был чем-то занят, часто беря на себя обязанности Халльдора. Но однажды ей удалось перехватить его на пути к морю.
— Возьми меня с собой, Турир! — попросила она. — До следующего раза ждать долго!
— Тебе предстоит плаванье из Бьяркея в Трондхейм, — напомнил он ей.
— Но не с тобой, — сказала она.
Он выполнил ее просьбу и взял на одну из лодок.
Дни уже стали прохладнее, небо было облачным, серо-зеленые волны покрывались белыми барашками пены. Турир стоял у руля, а она сидела на дне, не говоря ни слова. Прошло немало времени, прежде чем он заметил, что она плачет. Увидев это, он рассердился.
— Возьми себя в руки, девчонка! — сказал он. — Ты ходишь повсюду с таким видом, будто мы готовим не свадьбу, а похороны!
По телу Сигрид пробежала дрожь. Она думала, не рассказать ли ему обо всем, что мучило ее, чтобы он, как всегда, успокоил ее. Она перестала плакать, чувствуя, что замерзает.
— Хочешь стать у руля? — через некоторое время спросил он ее. Она кивнула, и они молча поменялись местами.
Глядя на серые, холодные воды фьорда, она думала о счастливых днях, солнечных и теплых, когда они вместе плавали здесь. Они шутили, распевали веселые песни, и он посвящал ее в искусство хождения под парусом. Он поддразнивал ее, говоря, что она петляет по воде, словно угорь. Они причаливали к островкам и птичьим базарам. Он показал ей все места, известные ему с детства, и она боялась разозлить птиц, пролетающих прямо над их головами, когда они подходили слишком близко к гнездам. Но Турир только смеялся.
— Сигрид, ты просто рехнулась!
Он выхватил у нее из рук кормовое весло. Лодка угрожающе накренилась, дно задело за камни, но им удалось снова уйти на глубину.
— Мы чуть не сели на мель.
— Неужели? — удивилась она, становясь рядом с ним.
— Думаю, нам лучше повернуть обратно, — сказал он. — Ветер крепчает.
— А я и не знала, что ты боишься легкого бриза, — невозмутимо заметила она.
— Сигрид! — Он ударил кулаком по верхнему краю лодки. — Ради всех богов, что на тебя нашло?
— Я боюсь, — ответила она и снова заплакала.
У нее никогда не было секретов от брата, и ему оказалось нетрудно вытянуть из нее все, что было сказано в ту ночь, когда у Сигрид дочери Скьялга приключилась истерика.
Выругавшись, он раздраженно произнес:
— Если эта баба считает, что лучше путаться с котами, чем с гадюками, она рано или поздно обнаружит, что… — он не договорил. — Поверь мне, — доверительно произнес он, — это вовсе не обязательно происходит так, как она говорит. И не так, как об этом болтают парни.
Обдумав его слова, она осторожно спросила:
— Сколько лет этому Эльвиру Грьетгардссону, и как он выглядит?
Она все еще не получила ответа на тот шквал вопросов, который обрушила на голову Турира на следующий день после его приезда. Подумав, Турир сказал:
— Он почти такой же высокий, как я, но на шесть-восемь зим старше. Он не светел и не темен, не слишком массивен, но силен. И даже если он и не добился особых почестей, ты сразу узнаешь в нем хёвдинга. Тебе этого достаточно?
— Пожалуй, нет, — призналась Сигрид, уже перестав плакать. — Какие у него глаза?
Турир задумался.
— Думаю, голубые, — наконец произнес он и засмеялся. — У меня лучше получается, если я описываю женщин.
— Он добрый?
— Добрый? Конечно. Он честен и разбирается в законах.
Немного помедлив, он добавил:
— И я думаю, он больше заботится о других, чем все остальные.
— А когда напьется, не становится ли он злым?
В ее словах ему послышалась двусмысленность, но он понял, что она имеет в виду.
— Сигрид, — сказал он, — с Сигрид дочерью Скьялга у тебя общее только одно: имя. И на этом сходство кончается. Разумеется, она не такая безобразная, как тролль, но троллиного упрямства в ней предостаточно. Да и поскандалить она не прочь. Самой большой ошибкой Сигурда было то, что он дал себя купить этой старой пиле!
Сигрид снова почувствовала неприязнь к жене брата. Турир же казался ей грубым и бессердечным, и она не скрывала этого.
