Роман Николаев - Алакет из рода Быка
— Какая счастливая звезда привела тебя к нам, почтенный?
— Передай Великому, — ответил Угунь, — что мне очень нужен его совет. Передай также, что я подношу ему дар: двадцать овец и прекрасного белого коня.
Прислужник ушел и вскоре вернулся:
— Великий по поручению богов принимает для них твой дар, но говорить с тобой не может, так как готовится к беседе с владыкой неба.
— Хорошо, — сказал Угунь. — Передай Великому в знак нашего уважения вот это.
Он отвязал от седла большую, сшитую из шкур четырех лап тигра суму, полную беличьих шкурок, и подал прислужнику. Тот снова ушел, а вернувшись, сообщил:
— Великий приказал мне коротко узнать у тебя, в чем дело. После этого он даст совет, как тебе поступить.
— Так, — проговорил Угунь, — отнеси ему еще вот это.
И он достал четыре золотых бляшки в виде оленей и две такие же подвески в форме звериной лапы с тремя прямыми когтями.
— Возьми и ты себе подарок, честный служитель, — продолжал Угунь, доставая кольцевидные бронзовые серьги с искусно сделанными головами змей.
Теперь прислужник, выйдя из дому, встал сбоку от двери, а на пороге появился шаман, приземистый и широкоплечий, с длинным лицом, изборожденным морщинами. На нем голубой халат с рисунками красных грифонов.[5]
— А! — воскликнул он, делая обеими руками широкий жест. — Да это славный Угунь?! А нерадивый слуга даже не сказал мне, какой желанный гость ожидает меня у ворот!
Он окинул опытным взглядом овец и коня и, видимо, остался доволен. Затем он пригласил Угуня в дом, а сыновья и раб остались на улице. Войдя в дом, шаман и Угунь опустились на шкуры, лежащие на полу. Двое рабов принесли в раскрашенных глиняных мисках вареную баранину, а в чашках — пьянящий напиток из кобыльего молока.
После взаимных расспросов о здоровье, стадах и урожае ячменя шаман наконец спросил:
— Какое же дело у тебя ко мне, славный Угунь?
— О, Великий, вчера я увидел у своих дверей сосуд сватовства.
— Счастье семье твоей, Угунь, — произнес шаман. — Что же дальше?
— На подарках я увидел знаки рода Быка.
— Ну что ж, — голос шамана стал суровым, — надеюсь, ты знаешь, как поступить?
— Да, Великий, я дважды выбрасывал дары Быка на позор его людям. Но сегодня случилось то, что привело меня к тебе. На дне сосуда было перо филина! А ты знаешь, Великий, что, когда перо филина находят со знаком рода Быка, это…
— Да, — прервал шаман, — это значит, что имеют дело с Байгет. Теперь я сам вижу, что дело серьезное.
— Ни в одном из родов нашего племени, — продолжал Угунь, — нет шамана могущественнее ее. И лишь немногие, такие, как ты, Великий, могут сравниться с ней. Что же могу сделать я, простой человек?
— Даже не все из нас, — в раздумье произнес шаман, — могут произносить ее имя.
Затем он замолчал и закрыл глаза. Казалось, шаман заснул. Наконец он открыл глаза и уставился на гостя:
— Сейчас я беседовал с владыкой неба, — произнес он чужим, незнакомым голосом. — Он сказал мне: «Если внучку Угуня едет сватать сама Байгет, значит, это угодно мне, а потому Угунь должен исполнить мою волю».
— О, Великий, — в смятении вскричал Угунь, — я не знаю, что мне делать. Побудь у меня во время сватовства, ведь словами и делами твоими руководят духи неба.
— Много дел у меня, славный Угунь. Мне жаль, но я не смогу тебя посетить.
— О, Великий, я отдам тебе косяк из двадцати лучших кобылиц и юную невольницу из племени кыргызов, краса которой превосходит красоту цветов Хорезма![6]
— Хорошо, Угунь, мне не нужны твои дары, но высшие силы принимают их в знак своего благоволения к твоему дому. Я же в память нашей старой дружбы приеду к тебе.
Пасмурным осенним днем к дому Угуня подъехали всадники, гнавшие перед собою десять коней в великолепной сбруе.
Резкий ветер надувал пузырями на груди и спине кожаные халаты четырех седобородых мужчин, яростно вскидывал отороченные мехом полы одежды и гулко хлопал ими о лошадиные бока, низко пригибал пучки пестрых перьев на остроконечных головных уборах из толстой серой ткани с красной обшивкой.
Длинные бронзовые пластины и круглые выпуклые бляхи на халатах и сбруе поблескивали тусклым желтоватым светом, скупо отражая низко нависшее над землей серое небо.
На поясах у старых воинов — кинжалы, к седлам приторочены клевцы.
Посередине ехали три женщины в пестрых шелковых халатах, черных с красным безрукавках и полукруглых нагрудниках, расшитых бронзовыми бусами и большими нефритовыми кольцами, которые молочным с прозеленью светом напоминали солнце, плывущее в ненастье на мутном туманном небе.
У одной из женщин, кроме того, на нагруднике были нашиты три бронзовых диска, а на спине позвякивали бубенцы. Ее зеленоватые глаза холодно смотрели в одну точку, а крючковатый нос напоминал клюв филина, перья которого красовались у нее на шапке.
Это была знаменитая шаманка Байгет из рода Быка, которую динлины, не называя по имени, величали Могущественной. Когда всадники приблизились к дому, один из стариков затрубил в большой турий рог, а другой забил в маленький бубен. Тотчас же на пороге дома показался Угунь, поддерживаемый под руки сыновьями. Поверх кожаного халата на нем был еще шелковый. На голове корона из соколиных перьев. Сзади раб нес опахало.
— Рад видеть Могущественную в моей бедной хижине! — склонился в поклоне Угунь.
— Придется радоваться, хотя предпочел бы не видеть меня, — сквозь зубы пробормотала шаманка.
И хотя особой проницательности не нужно было, чтобы угадать мысли Угуня, тому показалось, что Байгет заглянула в самую глубину его души, он смог только смущенно пробормотать:
— Могущественная милостива…
И немного оправившись, добавил:
— Заходите в дом, дорогие гости!
В доме сидели на почетных местах старейшина рода и шаман в шелковых халатах. Над каждым из них прислужники держали опахала с ручками из слоновой кости. Дальше расположились старейшины наиболее влиятельных семей рода Оленя в праздничных одеждах. Перед всеми гостями стояли глиняные и деревянные миски с вареной бараниной, жареными куропатками и рыбой и кубки с напитками из кобыльего молока. Был тут и сыр, и колбасы, земляника, и малина, и пышные ячменные хлебцы. Был и хмельной напиток из ячменя и даже бочонок с согдийским вином,[7] купленный через хуннов у хорезмских купцов.
Угунь, низко кланяясь, принялся рассаживать гостей. Он хотел усадить Байгет рядом с шаманом. Но та презрительно передернула плечами, села в стороне и жестом позвала своих помощниц.
