Алексей Шкваров - Слуги Государевы. Курьер из Стамбула
Вот такому алфавиту духовному и учил старый священник младого отрока Алексия. На каждый вопрос детский находилось и слово пастырское.
Умер отец Василий как раз на Покрова. Заканчивался 1730 год. Мужики вырыли могилу в еще не промерзшей земле, и деревянный простой гроб, как саваном, покрыл первый выпавший снег. Этот же снег сразу запорошил и земляной холмик, выросший над зарытой могилой. Плакал Алеша, плакала матушка, плакали мужики и бабы, провожавшие отца Василия в последний путь. Словно вновь осиротевшим почувствовал себя Алеша. Не с кем больше было общаться ему в деревне. Сверстников своих — детей дворян Нестеровых — он сторонился. Были они шумные, драчливые, ничему не ученые. А Алеша, как-то вдруг почувствовал себя повзрослевшим. Неуютно и тесно стало вдруг ему, тринадцатилетнему, в деревне. Стал он длинными зимними вечерами расспрашивать матушку о Петербурге. Да матушка ничего толком и рассказать не могла. Петербург она помнила лишь по гошпиталям, где лечился ныне покойный Иван Андреевич. Столица пугала ее. Лес подступал прямо к першпективам, слышно было по ночам, как волки завывали. Везде солдаты, мастеровые, каторжных много. И одна сплошная стройка. Ухали бабы деревянные, загоняя тысячи свай в основание будущей столицы, топоры стучали, да плети свистели, подгоняя люд работный.
За четырнадцать лет, что прожили Веселовские в своей деревне, они и не выбирались почти никуда. Может раза два съездили в Кексгольм. На дворе постоялом переночевали, купили, чего надо было по части товара скобяного, для хозяйства, да и назад возвернулись. С соседями, по причинам известным, Веселовские также общались мало. Да и не бывали они в имениях-то своих. Одни только Нестеровы проживали постоянно. Вильгельм Геннин, как получил Азилу, так почти ни разу и не приезжал. То сначала в столице Литейный двор строил, затем Олонецкие заводы поднимал. А после, еще дальше его отправили — на Урал. Там заводы строил. Иоганн Блументрост, тоже не появлялся. Он от царя имение в Гатчине получил, там и проживал, а место придворного лекаря брату уступил — Лаврентию. В начале 26-го года почти все оставшиеся свободными, нераздаренными, деревеньки да хутора в окрестностях Хийтолы пожаловали вице-адмиралу Сиверсу, Петру Иоганну. Но со столь важными соседями Веселовские тем более не общались. Не по рангу было. К Сиверсам отошли и Тиурула, и Хянила, и Пуккиниеми и другие наделы. 173 двора. Весь Хийтоловский округ теперь был поделен. Потому, новости Веселовские черпали от офицеров драгунского Выборгского полка, майора Даниила Павлова да капитана Пикерта, что иногда заходили в деревню на постой. Граница была рядом, вот и отряжались партии драгун в поиск. Следили солдаты за северными соседями, да порой, за разбойниками гонялись.
* * *Даниил Павлов, в 1701 г. генерал-адмиралом Головиным взят из недорослей в Навигацкую школу для науки, затем, в 1709 г., направлен служить в артиллерию. Участвовал во взятии Риги и Динамюнде. Переведен два года спустя в Азовскую губернию рядовым гренадером в полк полковника Григорьева, затем адъютантом в Коротояцкий пехотный полк. В 1713–1714 гг. выполнял особые поручения графа Петра Матвеевича Апраксина — ездил с письмами в Константинополь к полномочному послу Шафирову, к разным турецким военачальникам — пашам. При этом тайно, с татарским конвоем, пробирался через расположение войск польского короля Лещинского — сторонника Карла XII. «За оную службу жалован в тот же полк поручиком». В 1716 г. переведен в Финляндский корпус, в Рязанский пехотный полк, капитан-поручиком. В этом же полку стал капитаном. Участвовал во всех экспедициях и партиях русского галерного флота с 1717 по 1721 г. Участвовал неоднократно в высадках на шведский берег. По заключению Ништадтского мира направлен с батальоном Рязанского полка в Дербентский поход. С 1722 по 1724 г. служил на Кавказе, участвовал в непрерывных с акциях с горскими татарами». Переведен из Рязанского пехотного в Архангелогородский драгунский полк тем же рангом. В 1726 г. послан в Петербург с докладом в Сенат, в Военную и Иностранную Коллегии («с окуратной ведомостью и с рисунками… для показывания тех разоренных мест»). За службу пожалован в премьер-майоры и назначен в Выборгский драгунский полк. Не был отобран Минихом при формировании кирасирского полка его имени, а переведен подполковником в Ярославский драгунский полк. В 1733 г., «по разобранию в кирасиры» Ярославцев, переведен тем же рангом в Ростовский драгунский полк. Был в Крымских походах в 1735, 1736 и 1738 гг. 9-го декабря 1736 г. пожалован в тот же Ростовский полк полковником. Отставлен 1 ноября 1738 г. «за долговременную и беспорочную службу, за старостью, дряхлостью и за имеющимися болезнями», пожалован в бригадиры, а в 1739 г. определен в Смоленский гарнизон обер-комендантом. В правление Принцессы Анны Брауншвейг-Люнебургской 29-го мая 1741 г., произведен в генерал-майоры и оставлен по-прежнему в Смоленске обер-комендантом. «Поместья имеются в Коломенском и Крапивинском уездах мужеска пола 36 душ».
Из собственного прошения Данилы Павлова в Государственную Военную Коллегию, поданного им 11 июля 1742 г., для подтверждения патента генерал-майора и получения жалования по рангу (Волынский Н. История Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества Полка. 1701–1901. Т. I. Кн. II (1701–1733). Прилож. С. 131–133. СПб., 1902). * * *Первый раз Веселовские познакомились с майором Павловым в самом начале зимы 1727 года. На постой заглянули драгуны. Седой, как лунь, фигурой медведя напоминавший, со шрамом сабельным на лбу, майор Данила Павлов был старым воякой, но человеком остался добрым. Шутил, играл с Алешкой маленьким. Вечерами сидя за столом, рассказывал, что получил уведомление от обер-коменданта Шувалова содержать на границе караулы и разъезды осторожнее. Вести пришли со шведской стороны, что унтер-офицеры и солдаты финских полков поселенных, будучи в разных местах и компаниях, в разговорах говорили, что весной будущей, когда флот французский на море придет, то они чают, де поход им будет, сухим путем к Выборгу.
Вот Павлов и отправил к границе прапорщика Тарасова с капралом Должениковым, с ними 24 драгуна, для усиления разъездов, а сам у Веселовских остался ждать.
14-го февраля возвратился Тарасов, как велено было, «по последнему зимнему пути». Донес, что у шведов никакого собрания нет и ни от кого о том не слышно. Ушли драгуны из Хийтолы. Правда, в апреле опять вернулись, ибо добыли сведения, что в полках шведских, якобы, приказ получен «быть во всякой готовности, и как скоро кого спросят, тотчас шли бы, куда им повелено будет». Тогда, кроме драгун, аж четыре полка пехотных подтянули к границе — Гадицкий, Псковский, Шляхтенбургский и Пермский. Для предосторожности и починки крепостей. К лету тревожное настроение ослабло, и драгуны ушли опять в Выборг. Потом снова приходили, партию разбойников гнали от самой Осиновой Рощи, что в 25 верстах от Петербурга по Выборгской дороге. Дом богатый был ими разграблен, да на пути своем они еще трех человек убили — казака, мужика и женщину, причем последнюю предварительно «жгли огнем». Вот и велено было драгунам ловить этих разбойников «или иных подозрительных людей и с оными поступать, как о таковом указы гласят». Так что драгуны частыми гостями были.
