Бернард Корнуэлл - 1356
Сзади раздался скрип колёс, и Сэм остерёг:
— Посторонись-ка, святой брат.
Монашек послушно прижался к стене, пропуская повозку. Возок был небольшим, толкать его хватило сил у шести парней. Спереди и с боков к повозке были прибиты павезы, — щиты в рост человека, придуманные для защиты арбалетчиков во время перезарядки их неуклюжего оружия. Теперь павезы хранили толкающих возок солдат и груз — небольшие деревянные бочонки.
— Считай — драка за нами, — удовлетворённо произнёс Сэм.
Он вышел из-за угла и посылал в сторону замка стрелу.
Драка? Было до странности тихо. Брат Майкл не так представлял себе битву. Не лязгало оружие, не взывали к небесам умирающие. Шум шёл сзади, со стороны города, впереди же пели тетивы, скрипели колёса возка, дробно стучали по камням наконечники стрел и болтов. Майкл покосился на Сэма, без устали посылающего во мрак стрелу за стрелой.
— Видимость, как в солнечный полдень! — подмигнул монаху лучник, доставая очередную стрелу.
— Из-за пожаров?
— Ага. Мы нарочно подожгли город. Нам — подсветка, а их огни слепят.
Брат Майкл как-то пытался натянуть такой лук, но даже до плеча тетиву не дотянул.
Пользуясь тем, что вражеские стрелки, в основном, забились по щелям, повозку подкатили к самым воротам замка. В тёмном проёме вспыхнул огонёк, притух, опять разгорелся. Толкавшие возок солдаты побежали назад. Один из них упал, сражённый болтом, товарищи подхватили и его, и его оружие, поволокли к своим. Тут-то брат Майкл и узрел впервые Ле Батара.
— Вот он, — оповестил монаха Сэм, — наш растреклятый Ублюдок.
Долговязый, в воронёной кольчуге, простом воронёном бацинете, высоких чёрных сапогах. Ножны обнажённого меча тоже были чёрного цвета. Мечом Ле Батар указывал двум десяткам латников с сомкнутыми щитами место посреди площади. Оглянувшись, Ле Батар встретился с братом Майклом глазами, и такая сила пылала в этих глазах, что монах оробел. Он понял, почему аббат из Павилля произносил гнусное прозвище «Ублюдок» с трепетом в голосе. Нос у Ле Батара был сломан, на щеке белел старый шрам, однако брат Майкл, исходя из рассказов павилльского настоятеля, ожидал встретить человека гораздо старшего возраста. Этот же воин в чёрном был молод. Ле Батар перевёл взгляд на Сэма:
— Эй, разве ты не должен охранять церковь, Сэм?
— Рябой и Джонни там, а тебе я привёл нового приятеля.
Лучник подтолкнул к командиру брата Майкла. Монах нервно облизал губы и, сглотнув, заговорил:
— Письмо для вас… Э-э, письмо от…
— Потом, — оборвал его Ле Батар, принимая от слуги щит.
Он повернулся к замку, и в тот же миг у ворот оглушительно бабахнуло, словно тысяча громов прогремели одновременно. Брат Майкл присел в страхе. Грохот эхом отдался на площади. Из облака багрово-чёрного дыма в стороны полетели пылающие обломки. В небе ошалело метались свившие гнезда в трещинах замка пичуги. Висящее над воротами знамя святого Иосифа ярко пылало.
— Порох! — довольно оскалился Сэм.
Монах недоумённо повторил:
— Порох?
— Точно! Наш Ублюдок — ублюдок изворотливый. Видал? Бах! И прости-прощай, ворота! Дорого запредельно! Только, раз граф платит вдвое за удовольствие воссоединиться с жёнушкой — пожалуйста! Надеюсь, она того стоит.
В задымленной арке ворот плясали огоньки. Теперь брат Майкл понимал, что за дьявольский кулак снёс городские ворота. Ле Батар с помощью пороха вошёл в Виллон и порохом же проложил путь в замок. С двадцатью латниками Ле Батар двигался к арке.
— Лучники!
Стрелки, включая Сэма, потянулись за латниками. Шли спокойно, без криков и суеты, и это пугало до дрожи в коленках. Пьяных среди них брат Майкл не заметил. Воины в чёрно-белых ливреях были собраны, деловиты и неотвратимы, как сама смерть.
Ле Батар и латники скрылись в дыму, лучники, в основном, остались снаружи. Из замка доносились звон оружия, вопли боли и ярости, а в ворота уже вливался поток солдат в цветах епископа с графом, боящихся опоздать на делёж добычи.
Монах дёрнулся за ними. Сэм придержал его за плечо:
— Смотри, там может быть опасно.
— С нами Бог, — отозвался брат Майкл, чувствуя прилив возбуждения, и поудобнее перехватил посох.
С улицы замок казался огромным, а на деле сразу за воротами монаху открылся крохотный дворик, на противоположном конце которого возвышался донжон. На брусчатке юноша насчитал с десяток мёртвых и умирающих арбалетчиков в красных с золотом ливреях, а одного горемыку, очевидно, выпотрошило взрывом. Несмотря на размётанные по двору кишки, обожжённый человек был ещё жив. Он жалостно стонал, и брат Майкл остановился, соображая, как облегчить его муки. Пока монах думал, Сэм извлёк нож и перерезал тому горло.
— Ты убил его! — негодующе воскликнул брат Майкл.
— Ну да, — пожал плечами лучник, — А что надо было делать? Целовать его? Я бы спасибо сказал тому, кто прикончил бы меня, окажись я в таком же положении.
С парапета надвратного укрепления, вопя, вывалился красно-золотой, тяжело хлопнулся на камни двора и умолк. Из дверей главной башни выскочил другой защитник. На ступенях его догнала пущенная из тёмного нутра донжона английская стрела. Главная башня была захвачена воинами Ле Батара, и брат Майкл смело направился к лестнице.
Сзади запел рожок. Группа всадников в зелёном с белым выезжала на двор, пинками распихивая с дороги своих пеших товарищей. Конные охраняли толстяка на крепком жеребце, облачённого в кольчужно-пластинчатый доспех. У ступеней донжона всадники спешились четверо из них, кряхтя и охая, извлекли из седла их жирного господина.
— Его толстопузое Сиятельство, — просветил монашка Сэм.
— Граф Лабрюиллад?
— Один из двух наших нанимателей. А вот и второй.
Во дворике появился виденный Майклом епископ. Вместе с графом воинственный церковник прошёл в донжон. Пропустив вперёд свиту обоих, Сэм и брат Майкл сделали то же самое.
Из небольшого холла несколько ступенек вели в зал с высоким потолком и колоннами. Помещение, украшенное гобеленами с гербом Виллона, освещалось дюжиной факелов. Толпа разомкнулась, пропуская Лавенса и Лабрюиллада к помосту, где стоял на коленях хозяин Виллона под стражей двух эллекинов. За спиной пленника со скучающим видом стоял Ле Батар. Поодаль, никем не удерживаемая, рыдала девушка в красном платье.
— Это Бертилья? — шепотом осведомился у Сэма брат Майкл.
— Похоже. Ничего кобылка.
При взгляде на девушку у монаха пересохло во рту. На миг он поддался греху и пожалел, что принял постриг. Бертилья, неверная графиня Лабрюиллад, была настоящей красавицей. Чистая, не тронутая оспой кожа, огромные глаза, полные губы. Такая беззащитная, такая юная (явно младше брата Майкла, которому исполнилась двадцать два). Монашек поймал себя на мысли, что никогда не встречал никого прекраснее, и спохватился. Торопливо забормотал молитву Богородице, прося укрепить его дух противу козней дьявола.
