Вера Хенриксен - Серебряный молот
И когда Гюда закончила, другие принялись рассказывать такое, от чего волосы становились дыбом. Казалось, все хотят превзойти друг друга в страшных рассказах. Цепочки, свисающие с плеч, позвякивали, когда они задумчиво качали головами, лица становились все серьезнее и серьезнее по мере того, как один рассказ сменялся другим, еще более страшным. Сигрид присутствовала при одних родах, о которых шла речь, и знала, насколько эти женщины все преувеличивают; в конце концов их вранье перешло все границы.
Время от времени они замолкали, когда голоса их заглушались взрывами смеха за мужским столом, где Эльвир рассказывал всякие скабрезности. И Сигрид напрягала слух, чтобы разобрать, о чем он говорит.
Но Гуннхильд вернула ее в женское общество, схватив за руку и уставившись на нее водянистыми глазами, в которых застыл безграничный ужас.
— Ты когда-нибудь слышала о таких жутких вещах? — воскликнула она.
Сигрид растерялась.
— Сигрид, ты пропустила мимо ушей то, что Гюда рассказывала о роженице из Лунде! Гюда, расскажи все сначала!
И Гюда из Гьеврана снова начала свой жуткий рассказ о поперечном положении ребенка при родах. После того, как среди женщин воцарилось молчание, Гюда сказала:
— Бедняга Колбейн из Хеггвина остался вдовцом с пятью детьми!
— Не пройдет много времени, как он снова женится, — заметила Астрид из Ховнеса.
Все взгляды устремились к ней. У нее была дочь, достигшая брачного возраста. Не имела ли она в виду ее? У присутствующих женщин тоже были дочери, которых они не прочь были выдать за хозяина Хеггвина; все заерзали на скамье, зазвенели цепочки и ключи…
Но Астрид ничего больше не сказала, ей просто нравилось быть центром внимания. Первой заговорила женщина из Хельгейда. Ее старшей дочери было уже восемнадцать, а она все еще не была замужем.
— Бедняге не мешало бы подождать, пока ее тело остынет в земле, — сказала она, сердито оправляя юбку.
— Ты же знаешь, — возразила Астрид, — ему не справиться одному с детьми…
Все настороженно замолчали. И Сигрид подумала, что в Хеггвине завтра будет многолюдно; многие соседи посчитают для себя за честь переговорить с Колбейном.
Тем временем еда была готова, внесли дымящуюся конину на широком блюде. Видя, что Эльвир положил себе большой кусок, Сигрид сделала то же самое.
Чаша с медом переходила из рук в руки за мужским столом, выпили за Одина, потом стали пить за Ньёрда[41] и Фрейра. Потом пили за победу и удачу, а тост в честь Браге, бога скальдической поэзии, сопровождался многочисленными клятвами совершить героические подвиги. Пили и за многое другое.
Через некоторое время один из мужчин заснул прямо за столом. Он так громко храпел, что остальные не выдержали, выволокли из-за стола и вытолкнули за дверь. Вскоре он в смущении вернулся обратно, протрезвев на холодном ночном воздухе.
Многие уже вставали из-за стола с бледными лицами, и женщины, извиняясь, шли вслед за своими мужьями, провожая их домой.
Рядом с Сигрид оказалась Ингерид дочь Блотульфа. После ухода Финна Ингерид редко покидала Гьевран. Лицо ее стало круглее, теперь она уже не напоминала вывалившегося из гнезда птенца. Но она осталась такой же плаксивой, по щекам ее катились две крупные слезы, когда она спрашивала у Сигрид, почему Финн не пришел на жертвоприношение.
Сигрид стало не по себе.
— Он стал христианином? — спросила Ингерид, не получив никакого ответа.
— Нет, — сказала Сигрид, — об этом я не слыхала.
Ингерид утерла слезы уголком косынки.
— Мне хотелось бы поговорить с тобой наедине, — сказала она.
— Никто и так не слышит, о чем мы говорим, — ответила Сигрид. Ей не очень-то хотелось говорить с глазу на глаз с Ингерид. Но Ингерид не отставала, и в конце концов Сигрид встала и вышла с ней из зала.
Двор был освещен факелами, но было холодно, и Сигрид поплотнее запахнула плащ. Это был очень красивый плащ, сшитый из толстой шерстяной ткани и отделанный кожей, застегивающийся на шее красивой цепочкой.
Ингерид была своей в Ховнесе, Астрид приходилась сестрой ее матери; и она повела Сигрид в хлев, где было тепло и сухо. В хлеве было темно, но Ингерид взяла Сигрид за руку и повела за собой вдоль стены к скамье.
Одна из коров проснулась и заворочалась, остальные животные спокойно дышали во сне.
— Я так люблю Финна, — сказала Ингерид.
Сигрид, сама не зная почему, вдруг пришла в ярость, и голос ее был холоден, когда она сухо ответила ей:
— Мне так не показалось.
Она услышала, как прерывисто вздохнула Ингерид.
— Мне лучше знать об этом, — вырвалось у нее.
— Раз ты привела меня сюда, значит, ты хотела выслушать мое мнение, — ответила Сигрид. — И если правда то, что говорят о тебе и о Финне, то ты мало заботилась о нем.
Ингерид сразу присмирела.
— И что же говорят?
— Что ты относилась к Финну как к собачонке.
— Но почему он не захотел остаться в Гьевране? — перебила ее Ингерид. — Я была бы ласкова с ним, если бы он не настаивал на том, чтобы я уехала с ним в его маленькую, грязную усадьбу, оставленную его отцом в Халогаланде!
— Ты говорила ему об этом? — спросила Сигрид.
— Да, — ответила Ингерид. — Он знает об этом.
Некоторое время Сигрид молчала.
— Почему ты вышла замуж за Финна? — наконец спросила она.
— Ты сама знаешь, что он сделал со мной, — ответила Ингерид.
— В том, что произошло, ты виновата не меньше него.
— В ту ночь я умоляла его оставить меня в покое…
— Ты врешь! — бесцеремонно заметила Сигрид. — Если бы ты действительно не хотела этого, ты бы не убежала с ним в лес. Никто тебя к этому не принуждал.
— Откуда я знала…
— А что ты думала? Что он хотел искать землянику?
— Я была тогда невинным ребенком, — всхлипнула Ингерид, — и он соблазнил меня.
Сигрид почувствовала такую ярость, что чуть не ударила ее.
— Думаю, нам не о чем говорить, — сухо произнесла она, встала и уже собралась идти. Но тут слезы Ингерид хлынули потоком, и она вцепилась в Сигрид.
— Не уходи! — умоляюще произнесла она. — Я люблю Финна. И я готова на все, чтобы вернуть его!
Сигрид снова села.
— Финн уже не мальчик, — сказала она. — Он хёвдинг, у него свой корабль. И даже если он и вернется к тебе, я не думаю, что все будет так, как ты себе это представляешь.
Ингерид прекратила плакать так же быстро, как и начала.
— Ты думаешь, что он…
Она запнулась.
— Что он? — нетерпеливо спросила Сигрид.
— Ты думаешь, что он стал таким взрослым, что может командовать мной?
Сигрид фыркнула:
— А ты этого хочешь?
— Да, — сказала Ингерид.
