Жаклин Монсиньи - Божественная Зефирина
– Удачи, Зефирина де Багатель. Я буду молиться о том, чтобы вы смогли преодолеть сети Карла V и передать эту чрезвычайно важную записку в руки нашего горячо любимого сына… Если, по случаю, увидите короля, скажите ему, что… – Голос Луизы Савойской задрожал от рыданий… – Его мать молится, сражается, но, как и все подданные, любит его и уважает. Пусть мой сын не даст себя сломить! Мы победим, потому что наше дело правое, и Господь поддержит самого христианнейшего короля старшей дочери Церкви.
Серые глаза Луизы Савойской наполнились слезами.
– Мне удастся сделать это, ваше высочество, клянусь!
Склонившись в изящном поклоне, Зефирина поцеловала край платья принцессы и вышла. Но на пороге кабинета, дверь которого открыл один из солдат, она услышала, как граф де Монпеза шептал:
– Миссия очень важная… ваше высочество не опасается, что…
– Надо доверять судьбе, Монпеза! Ну, за работу… Нам надо подготовить письма, чтобы умаслить итальянцев.
Последнее, что запомнила Зефирина о регентше, был ее черно-белый чепец, склоненный над рабочим столом.
Лихорадочная суета царила в коридорах и на лестницах дворца, в котором регентша расположила свой генеральный штаб. Зефирина прокладывала себе путь среди вельмож, солдат и гонцов, прибывавших изо всех уголков страны. В вестибюле ожидали приема несколько дам. Возможно, они тоже прибыли, как Зефирина, умолять регентшу помочь отцу или мужу, оставшимся в Италии.
Когда Зефирина вышла на мощеный двор, церкви Сен-Бонавентур звонили к обедне.
– Ну что, барышня Зефи? – спросил Ла Дусер, ожидавший ее возвращения в компании девицы Плюш.
– Поторопимся, друзья мои, у нас осталось только восемнадцать дней… – просто ответила Зефирина.
– Ифигения, принесенная в жертву богам! – напыщенно воскликнула девица Плюш.
Ла Дусер что-то проворчал себе в бороду, и смысл его слов был куда менее поэтичен.
Семнадцать дней ушло у Зефирины и ее друзей на то, чтобы добраться до Лиона. Дороги были ненадежны, по лесам бродили отряды наемников, из которых состоят армии всех монархов христианского мира. Кроме того, были еще грабители, бродяги, пройдохи и авантюристы. Все это вынуждало путешественников принимать самые серьезные меры предосторожности. Как только опускалась ночь, они останавливались в таверне или ночевали в доме кого-нибудь из местных жителей. В течение дня Ла Дусер старался присоединиться к группе торговцев или паломников для того, чтобы проехать через лес. Вместе они представляли собой силу.
Иногда приходилось избегать и деревень. Словно всех бедствий было недостаточно, «отвратительное животное», бич века, уснувший несколько лет назад, чье название произносили лишь шепотом, с ужасом – чума, вновь явилась и опустошала городки и деревеньки. Когда Ла Дусер замечал трагический красный лоскуток на конце копья, воткнутого сбоку от дороги, они делали крюк, объезжая как можно дальше пораженные лачуги.
Все эти объезды задерживали путешественников. Теперь Зефирина сожалела о том, что согласилась взять с собой братьев-близнецов Ипполита и Сенфорьена. Их миссия заключалась в том, чтобы защищать повозку с тыла, а они только и делали, что жаловались на неудобства путешествия, на опасности в дороге и на плохую пищу. Они наперебой хныкали, думая о своих женах, сестрах-двойняшках из Амбуаза. Короче говоря, надоели, стали совершенно невыносимы, и Зефирина подумывала о том, чтобы отправить их назад.
Ла Дусер не разделял этого мнения. Оруженосец вооружил братьев аркебузами, к великому страху девицы Плюш, которая с тех пор постоянно оборачивалась и смотрела на этот неуклюжий арьергард.
Часто Зефирина, которой надоедали и повозка и болтовня мадемуазель Плюш, садилась верхом на Красавчика. Ей было необходимо побыть одной. Несмотря на крики дуэньи и на упреки Ла Дусера, она скакала вперед, заставляла своего коня перепрыгивать через изгороди и ручьи.
До самого Лиона Зефирина лихорадочно искала выход. Но после свидания с регентшей поняла, что надеяться больше не на что. Она с тоской думала о том роковом дне, когда окажется перед лицом князя Фарнелло. По ее коже пробегала дрожь отвращения при одном имени этого человека, которого она ненавидела, не зная его. Она презирала его изо всех сил, но вынуждена связать с ним жизнь в обмен на свободу своего отца.
Мысль о том, что этот чужеземец будет распоряжаться ею, пользоваться ее телом, ее молодостью и ее чистотой, вызывала в ней протест. Итак, у этого грубого солдафона будут все права.
При этой мысли все в Зефирине бунтовало с головы до пят. Она вся покрывалась «гусиной кожей», стон срывался с ее губ.
«Кому было нужно, чтобы Гаэтан умер? Это слишком жестоко! Он ее понимал, он ее любил… Ах, почему она не отдалась Гаэтану прежде, чем он уехал на эту отвратительную войну? Почему он не захотел ее тронуть? Безумие, тогда он ведь был жив…»
Прошел год со времени его отъезда. Долгий год в Поссонньере, в течение которого Зефирина созрела, изменилась, развилась. Очаровательная девушка-подросток превратилась в женщину. Она воспользовалась этими месяцами уединения для того, чтобы пригласить, с согласия госпожи де Ронсар, знаменитого профессора из Коллеж де Франс, мэтра Гийома Постеля, который преподал ей начала восточных языков и еврейского. Что касается последнего, то его Зефирина осваивала с большой легкостью. Математик и юрист-филолог приезжали из Тура раз в неделю, и Зефирина с таким рвением набросилась на учебу, что это вызвало мягкую иронию у ее подруг.
– Женщина, для чего вам вся эта учеба? – спрашивала Луиза, улыбаясь.
Зефирина не могла ответить на этот вопрос. Она страдала из-за разлада между разумом и телом. Ее кожа жаждала ласки, которая бы ее взволновала, а в то же время мозг желал побороть ее слабость.
Погруженная в свои мысли Зефирина слишком далеко отрывалась от своих спутников. Очнувшись, она галопом возвращалась к ним и едва слышала почтительные предостережения Ла Дусера и девицы Плюш.
В деревнях Зефирина отворачивалась от зрелища, которое она всегда выносила с трудом: от повешенных. Тела казненных болтались, колеблемые ветром, с табличкой на груди, на которой она могла прочесть: Вор! Дезертир! Грабитель! Дурной христианин!
Чтобы выиграть время и отдохнуть, Ла Дусер хотел нанять плоскодонную лодку, спускавшуюся вниз по течению Роны, но таяние снегов сделало такое путешествие невозможным. После короткого совещания, было решено из Лиона отправиться по дороге на юго-восток. Им было известно, что местность наводнена ордами беглых каторжников. Они продолжат путь по долине, по направлению к герцогству Валентинуа, а затем – к Авиньону. Когда они приедут в город, бывший когда-то резиденцией папы Римского и остававшийся до сих пор вотчиной его святейшества, то свернут в сторону и поедут по менее людной дороге к Турину, а затем – и в герцогство Миланское.
