Геннадий Самсонов - Ссылка
Шура вздохнула, поправила на груди платок:
— В конце статьи — Якимов приговорен к высшей мере — расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Я после этого еще неделю не вставала. А как смогла ходить, ночью пробралась в клуб и изрезала портрет главного их чекиста Дзержинского. Шум был на весь поселок. Начальству понаехало куча. Участковый ко мне приезжал. Да тетка Маня ему, ты что с ума сошел? Девка уже три недели не встает. Нашел на кого думать. Так ни с чем и ушел.
Вот ты теперь и все знаешь Анечка, дорогая. Ни кому об этом не рассказывала. Поправилась я все-таки. Корни-то крепкие были. Алексей появился. Бабьего счастья захотелось, за собой стала следить, в избе порядок держать. Я за это Алексею всю жизнь благодарна буду. К жизни меня вернул.
Шура замолчала, вытерла передником выступившие слезы, встала и вышла в кухоньку. Там она долго гремела умывальником и вернулась к столу, на ходу вытирая лицо полотенцем.
Анна, потрясенная рассказом Шуры, не нашла, что сказать. Слова утешения могли быть неуместны и звучат банально. Она лишь забрала полотенце из рук Шуры и придвинула ей чашку с чаем.
Шура поняла состояние Анны, оценила ее молчание и произнесла:
— Ничего Аня, все переживем. Когда в вагончике Клюев стал на мне одежду рвать и на пол валить у меня сразу в памяти всплыли картины моего прибывания в камере. Все думала, не смогу так дальше жить, если еще и эта сволочь надо мной надругается… А потом, когда Алексей меня от него спас, поняла, что есть кому за меня заступиться, есть люди, которые видят во мне просто человека. И таких больше.
После этого ушла я из бригады. Не могла больше видеть эту сытую морду Клюева. Будь моя воля и силы, я бы этой скотине руки и ноги переломала бы.
Глаза у Шуры сузились, пальцы рук сжались в кулаки и она постучала ими по столешнице. Последние слова о Клюеве упали на подготовленную почву и Анна укреплялась в своем решении. Она осторожно спросила Шуру:
— А кто такой Клюев и где его можно увидеть?
— Тебе-то он зачем? — спросила Шура.
— Глянуть надо — кратко ответила Анна.
— Глянуть — недоверчиво протянула Шура — Ну, глянуть можно. В конторе он с утра бывает. В делянки в лес ездит в своем вагончике. Вот послезавтра поедет. Конец месяца. Наряды надо оформить, кубатуру подсчитать. А так но поселку шляется вечером к директору леспромхоза на совещания ходит. После совещания с друзьями где-нибудь пьянку устроят. Домой когда придет, когда нет. Жена с двумя детишками уехала от него после того случая. Дошло до нее что-то такое или сам похвалялся.
Тут Шура всплеснула руками:
— Да, что это мы о нем. У нас ведь еще обед не готов. Заморила я гостью. Сейчас в магазин сбегаю.
Она вышла из-за стола и стала собираться. Анна кинулась к кофте за кошельком, но Шура остановила ее:
— Брось давай. Есть пока еще у меня деньги. А тебе свои еще пригодятся. Я перед похоронами машинку швейную «Зингер» продала, так что теперь шикую.
Анна стала настаивать, но Шура не стала ее слушать, накинула жилетку, взяла сумку и пошла к выходу. У порога она остановилась и сказала:
— Я тебя на замок закрою, а ты перед окнами-то не маячь. Сиди здесь на кухне. Тут с улицы не видно.
Шура ходила недолго. Она ввалилась в избу с доверху наполненной сумкой.
— Ты куда столько набрала? — удивилась Анна принимая от нее поклажу.
— Как куда? — раздевалась Шура — А ты с чем обратно пойдешь? Завтра еще что-нибудь прикуплю. В магазине сказала, что на девятый день, Алексея помянуть надо.
Остаток дня прошел незаметно. Вечерело. В соседних домах в окнах зажегся свет. Женщины стали собираться, но в последний момент Шура предложила идти позднее, когда вероятность встречи на улицах с жителями поселка будет минимальной. Женщины сидели молча, не зажигая света, думая каждый о своем, прижавшись друг к другу. Постепенно в поселке дома погружались в плотные сумерки. Наконец Шура поднялась:
— Все пойдем. Только я впереди, а ты немного сзади. Мало ли кто встретится.
— Хорошо, хорошо — согласилась Анна, суетливо собираясь. Ее весь день тянуло к могилке Алексея. Она чувствовала, что посещение могилки принесет успокоение. В любом случае христианский обычай будет соблюден. Конечно, время выбрано не совсем обычное, но ведь и обстоятельства были необычными.
Шура вышла первой, осмотрелась и лишь потом пропустила Анну. По поселку они шли задворками. Шура изредка останавливалась, оглядывалась и взмахом руки приглашала Анну за собой.
Так они прошли жилые дома, затем пошли сараи, штабеля древесины и в свете луны блеснули рельсы. Шура подождала Анну:
— Это узкоколейка на делянку ведет, где мы работали — сказала она — А кладбище тут недалеко, за полчаса дойдем. Никогда ночью не ходила туда. Страшновато что-то.
— Живых надо бояться — ответила Анна.
— Так-то так — согласилась Шура — Но все равно не по себе.
Анна скользнула взглядом по узкоколейке и спросила:
— Далеко до делянки?
— Километров пять — ответила Шура.
— Клюев и туда поедет наряды закрывать?
— А как же — тут Шура настороженно посмотрела на Анну — Что это ты все меня о нем пытаешь?
— Ничего — не сразу ответила Анна — Посмотреть на него хочется. Понять, как такие люди по земле ходят.
Она постаралась перевести разговор на другое и стала расспрашивать Шуру о своих земляках.
— Привыкают потихоньку — рассказывала та — Тяжело конечно им. И климат и работа в лесу. Ни дома, ни хозяйства, люди не знакомые. А так люди общительные, к работе, видать приучены. Думаю, со временем обживутся, на ноги встанут. Наши к ним хорошо относятся.
За разговорами свернули с большой дороги на боковую, прошли по ней немного и оказались в редком сосняке, где среди деревьев в хаотичном порядке, темными силуэтами вырисовывались надмогильные кресты. Женщинам было не по себе, но они бодрились, стараясь держаться локоть в локоть. Могилку Алексея Шура нашла сразу. Она была крайней. Анна присела около нее на корточки и провела рукой по свежему холмику. Говорить ничего не хотелось, а слез уже не было. Только острая тоска вызывала боль в груди. К этой боли примешивалась ненависть к тем, кто явился виновником смерти этого, не в чем не повинного парня.
Шура развернула на могилке взятое с собой полотенце, достала из сумки кое-какую снедь и разложила ее. Женщины по русскому обычаю выпили по рюмочке, по второй. Закусили и каждая погрузилась в свои воспоминания. Наконец Анна нарушила молчание:
— Кто помогал хоронить?
— Ваши все. Гроб сколотили, могилку вырыли. Бабы, кто что на поминки собрали. На похоронах почти весь поселок был. Жалели Алексея. Завхоз потом из общежития привез мне узел с вещами Алексея. Все я отдала вашим. Только оставила себе пиджак, да часы карманные на память. Часы себе возьмешь. Пусть у тебя память останется.
