Валерий Сосновцев - Имперский раб
– Что же этот-то армянин не убоялся кары или, может, полюбил он тебя за доблести твои?
– Этот сильно властителей своих нынешних невзлюбил. Вот и тянется ко всем, кто им противостоит.
«На этих единоверцев мне сейчас опираться не с руки. Некогда разбирать, кто из них каков!» – подумал Ефрем, а попа спросил:
– В каких индийских портах есть твои люди? Назови самых важных… И вот что, я оставлю тебе жизнь, если ты не соврешь. Соврешь – тогда о первом министре, об армянском шпионе и о планах против афганцев не я, так мои люди сообщат самому хану Темурши, в Кабул. Сделано это будет от твоего имени. То-то сэр Уильям Питт тебя тогда почтит! Понял?
Отец Тимоти выдал Ефрему всех своих людей. Ефрем пошарил по ящикам и сундукам, стоявшим в комнате, нашел бумагу, перо с чернилами и записывал. Под конец отец Тимоти сказал:
– Самый зловредный из всех здешних английских начальников – это начальник Калькуттского порта мистер Чамбер… Не записывайте этого, уважаемый, постарайтесь каким-то другим способом использовать то, что я сейчас скажу… Кто знает… может, в каком-то виде мои сведения будут…
– У меня свои виды на твои рассказы. Выкладывай, я тороплюсь! – с яростью перебил Ефрем и продолжал записывать, демонстрируя твердость.
– Змея Чамбер боится одного только сэра Уильяма Питта. Он не знает, что я тоже его человек и призван не только выполнить свою секретную миссию, но и проследить за оным Чамбером. Этот господин пригрел у себя некоего авантюриста по имени Крис еще в Англии и через Персию заслал его в Бухару, под видом лекаря. Его там разоблачили, он бежал. Связался с разбойниками и хотел пройти сюда неведомым Тибетом и Гималаями. Сведения о тех местах они хотели дорого продать, но, как я полагаю, не в Англию, а тому, кто более заплатит. Того пройдоху местные жители разоблачили как европейца и казнили. Но один из разбойников уцелел и продал моему человеку в Кабуле бумагу, сохранившуюся от шпиона Криса.
– Где та бумага?
– Поищи за перегородкой верхнего ящика.
Ефрем поискал и извлек внушительный свиток. Быстро пролистал.
– На уйгурском писано. Воистину говорят: не полагайся на вора – ибо сам обобран будешь. Пока вы друг друга топили, этот пройдоха продал вас кабульскому хану, скопом. Да еще похваляется, что от Чамбера все узнал.
– То-то, что не успел продать. Иначе я не сидел бы здесь. Разбойник оказался неграмотный, но до денег жадный… Мои люди выкупили у него эту бумагу.
– А скажи мне, пастырь Божий, зачем ты все это мне рассказал? Последнее-то мог и утаить? – ехидно спросил Ефрем.
– Отвечу. Мне ты вряд ли жизнь оставишь, а вот недругу моему я отомщу. Ты же не преминешь воспользоваться этим письмом. Значит, Чамбер будет гадать и мучиться: успел ли я сообщить в Лондон или нет о его художествах. В конце концов все, что ему останется – пустить себе пулю в лоб.
– С чего ты взял, что я поступлю именно так?
– А у тебя выбора нет. Чтобы попасть на корабль, тебе непременно нужно пройти через Чамбера. Чем еще ты сможешь заставить его помочь тебе? Любой умный человек так поступил бы.
Ефрем с удивлением покачал головой.
– Да-а, вот это политик!.. Все в Божьем мире перевернулось с ног на голову! Теперь подлость за ум почитается!..
– Молодой человек, так повелось со времен Каина. Сказано: «…из грязи вышли, в грязь и уйдем…»
– Ладно, святоша, ты, видать, и рясу обманом носишь, раз Каина в пример ставишь… Вот что – мы про устройство мира в другой раз побеседуем. А сейчас подпиши-ка сию бумагу.
Ефрем освободил Тимоти правую руку от пут, приставив к его горлу клинок и, положив перед ним бумагу, чернила и перо, толчком понудил его.
– Только начнешь валять дурака, полосну, и все! – предупредил Ефрем.
Священник взглянул на текст, который писал Ефрем при его допросе, и обомлел. Все было записано на английском языке.
– Вот так-то, господин священник. Сэр Уильям Питт может и не такое устроить! – безбожно соврал Ефрем перейдя на английский, глядя попу прямо в лицо.
– Так вы, мистер… и сэр Уильям… – начал было, заикаясь, священник, но перевел дух и пристально глядя на Ефрема, сказал:
– Судя по акценту, вы не англичанин.
– Верно… – ответил Ефрем и добавил: – Я швед на британской службе.
Такое пришло ему в голову только сейчас. Он вспомнил неожиданно, как в детстве учил его английскому старик-швед, бывший пленный, невесть как попавший в Вятку.
– Ну, быстро, быстро подписывай!.. – поторопил пастора Ефрем.
Священник, совсем сбитый с толку, замолчал и подписал. Ефрем снова привязал его руку к стулу и пошел к ящику с бумагами. Пошарил, нашел несколько листков с подписями и сличил. Поп не слукавил, подписался истинно. Ефрем подошел к нему, сделал кляп из столовой салфетки и впихнул ему в рот.
– Тебя скоро найдут. Не советую меня догонять. Сии бумаги уже через четверть часа будут далеко отсюда, не при мне. Ослушаешься, в Лондоне не пощадят, а я до поры приберегу это.
Ефрем потряс пачкой бумаг.
Он покинул мистера Тимоти, побагровевшего, с выпученными глазами и до слез оторопевшего от всего, что с ним стряслось. Одним только утешался обойденный шпион: загадочный его гость по всему видать не ведал, что могущественный первый министр Британской империи уже покинул сей жестокий мир. Тимоти надеялся, что его обидчик на этом и свернет себе шею. А уж он-то, Тимоти, тогда выкрутится.
Ефрем вернулся в караван-сарай, быстро собрался, сел на коня и поспешно, покинул Дели. Через семь дней, меняя за щедрое подношение коней в частых в этих местах деревнях и городках, он въезжал в богатый, шумный, древний и грязный город Калькутту.
Чтобы осмотреться он, одевшись поскромнее, целый день бродил в порту. Потом купил себе английское платье, шпагу, два пистолета. В портовой харчевне, где остановился, упаковал все свои вещи в один сундук. Переночевал, а на утро, одевшись в азиатский халат и повязав чалму, отправился к дому начальника калькуттского порта. Походил вокруг – все спокойно. Он решительно постучал в двери.
Начальник порта Калькутты встретил прибывшего по-чиновничьи бесстрастно. Это особая привычка всех чиновников в мире. Она вырабатывается долгими годами службы, то есть всех ступеней лакейства и барства.
Быть чиновником – это во все времена, во всем мире есть великое искусство! Кто лучше других им овладеет, тот многих в жизни милостей достигает. Но дело это тяжелое! Ведь нужно успеть узнать, с чем посетитель пришел, и быстро сообразить, на кого перевалить это дело или какую выгоду можно поиметь. Ужасная доля у чиновника – хуже рабской!