Владимир Прасолов - Золото Удерея
— А и доберемся, что скажем? Не трогал ты того убиенного и пальцем, а как докажешь, что поклеп это на тебя? Тот, кто совершил это злодейство, все хорошо, видно, обдумал, потому и им крепко подумать надо, прежде чем туда соваться. Тут без помощи не обойтись, а отцу Серафиму и Фролу можно довериться, добрые люди.
Федор, выслушав Семена, вздохнул с облегчением. Он был рад, что услышал то, что и надеялся услышать от друга.
Утро, солнечное и яркое, разбудило Федора криками горластого петуха. Семен уже встал, и было слышно, как охает он и ахает под струями воды, что лил ему на спину Фрол. Федор потянулся на крыльце, улыбнулся солнышку и, скинув рубаху, подошел к мужикам. Не успел он рта раскрыть, с просьбой полить ему тоже, как услышал:
— Чё стоишь? Кланяйся земле, а то в штаны налью! — крикнул Фрол и занес над ним почти ведерный черпак воды.
— Во-во, чем ниже земле поклонишься, тем в штанах суше будет! — смеялся растиравшийся полотенцем Семен.
— Ох-х-х!! — только и успел выдохнуть Федор, приняв на себя жгучий удар ледяной струи.
— И где вы ее такую берете? — продолжая смеяться, спросил Семен.
— Вон родничок бьет, с него водица, с самого сердца земли-матушки течет.
— Ага, так и есть, во как в жар кинуло, — согласился Семен, весь красный телом и парящий. — Прям как после парилки.
Федор меж тем уже голосил от второй или третьей порции, Фрол не скупился и черпал из большой бадьи, вкопанной в землю.
— Ну что, еще? — Фрол довольно улыбался.
Федор молчал, улыбаясь и весело глядя сквозь смешавшиеся мокрые волосы. Он не слышал Фрола. На крыльце, облокотясь на перила, стояла Анюта. Рядом придерживавшая ее Ульяна грозно крикнула Фролу:
— Хватит ужо, совсем парня застудил! Держи, Федор! — и бросила ему полотенце.
Фрол сделал вид полного повиновения, чем рассмешил всех, и опорожнил последний черпак на себя.
«Вот медведь, шкура дубленая!» — улыбаясь, подумала Ульяна.
— Анютка, пойдем, лежать тебе нужно, слаба еще. — Приобняв, Ульяна увела девушку.
Анюта, уходя, не сводила глаз с Федора.
Федор так и стоял мокрый и только проводив ее взглядом, только когда она скрылась в дверях, стал обтирать налитое силой родниковой воды тело.
В полдень к ним вышел старец. На поляне у большого камня горел костер, Фрол жарил нанизанную на ветки рыбу. Несколько хариусов да крупных ельцов истекали жиром, источая особый аромат прохваченного дымком нежного мяса. Камень, закопченный со стороны костра, был черен как уголь, со всех других сверкал белыми, как свежий снег, с желтыми прожилками гранями. Федор только что пришел к костру, — Анюта, с которой он провел все время, уснула. Семен помогал Фролу насаживать рыбу и с удовольствием возился у огня. Федор присел у костра, поправляя веточкой уголья, наблюдал, как, разговаривая, шутя перебраниваются между собой Семен с Фролом. Было видно, что им по душе их знакомство и приятно само общение. Когда подошел старец, вся компания принялась снимать первую пробу.
— Угощайтесь, отец. — Фрол протянул старцу ветку с хариусом.
— Благодарю, Фролушка, когда успел выловить-то? — Старец с поклоном принял угощение и присел на бревно рядом с Федором.
— Дак кто рано встает, тому Бог дает, — ответил довольный похвалой старца Фрол.
— Ну что, надумал, сынок? — тихо спросил отец Серафим.
Федор посмотрел на Семена. Семен все понял и кивнул.
Рассказ был долгий, Семен иногда дополнял речь Федора подробностями. Старец и Фрол внимательно слушали.
— Так вот, значит, в чем причина. Золотая ящерка… ладанка рудознатская. Редкая по нынешним временам вещь, редкая. Слыхивал я о ней, правда, очень давно. Думал, сказка, ан нет, не выдумка. Золото — большое испытание для человека, оно многих людей разума лишает… — сказал, выслушав их, отец Серафим. — Так кто, говоришь, об убийстве Панкрата Соболева объявил? — спросил у Фрола старец.
— Сотник сказал, что Косых Иван всем сказал, что видел, как Федор в Соболева стрелял, он якобы рядом в это время был, он и тело его привез.
— Вот видите, нам доподлинно известно, что это ложь. Значит, именно Косых знает правду! Он или сам и есть убийца, или тот, кто точно укажет на настоящего убийцу. Он вам нужен. Он должен правду рассказать.
— Этот никогда правды не скажет, убийца он и не одну душу уже загубил, — мрачно заключил Семен. — У нас с ним давняя «дружба», по локти руки в крови. Подручный он у Никифорова, это всякий знает, хозяина своего не сдаст.
— И Никифоров за него горой стоять будет, это ясно, — подал голос Федор.
— Это ежели он молчать будет.
— Дак он и будет.
— А может, и не будет! Они вместе в злодействе замешаны, но в подозрении Косых, в случае чего только его шкура трещать будет, а Никифоров в стороне окажется.
— Думаете, почему они Федора ищут? — спросил Серафим.
— Из-за ладанки, из-за Анюты, зачем еще?
— Не только. Коль сотник тебя ищет, не все гладко у Никифорова с Косых. Где-то ошибка есть в их действиях, и они об этом знают. Потому ты, Федор, для них помеха и угроза смертельная. Найдут тебя — избавятся от этой угрозы.
— Верно, боятся, а то вдруг объявлюсь я и скажу, что не убивал Панкрата!
Все только улыбнулись наивности Федора, и он замолчал, несколько смутившись.
Старец задумался, помолчал и продолжил:
— Да, ладанкой ты их с ума свел, за Анюту в бешенстве на тебя Никифоров, однако для чего было им Панкрата убивать и на тебя валить?
— Непонятно пока, вот это и надо выяснить. Мы тут с Семеном покумекали, Федору лучше здеся побыть, с Анютой, а мы дня на два-три отлучимся. Повидать кое-кого в Рыбном селе надо, может, что и прояснится.
— Доброго пути. Будьте осторожны, — благословил их старец.
Федор не стал спрашивать. Решили без него, значит, так надо. Перед уходом Семен подошел к нему, встряхнул за плечи:
— Не обижайся, ты здесь нужнее.
— Да ладно, удачи вам. Васька Потапов в селе все знает, он у Косых конюхом. Найдите его.
— То дело, найдем, ну, пока.
Степан Матанин не удивился ночному приглашению, такое не раз бывало. Значит, дело серьезное. Он пришел к Никифорову после полуночи, когда уж и звезды высыпали. Никифоров не спал. Ждал в темноте на лавке у крыльца своего дома. Заслышав идущего, окликнул:
— Ты, Степан?
— Я, Авдеич.
Никифоров прислушался — вроде тихо, даже собаки угомонились на селе.
— Пошли. Разговор есть.
— Об чем разговор, Авдеич? — спросил Степан, как только за ними закрылась дверь.
— О тебе, Степан.
— Обо мне? — удивился Степан.
— О тебе, дорогой, о тебе. О жизни твоей разговор говорить будем.
