Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи
Теперь мы приближались к нашему пункту назначения: отдалённой усадьбе на голом каменистом хребте. Подобно многим фермам и деревням в этих краях, она была построена как миниатюрная крепость для защиты в те дни, когда была турецкой территорией и Османский департамент по внутренним налогам заезжал каждые несколько лет взимать положенное, развешивая на ветвях деревьев конечности неплательщиков. Здания с плоской крышей сгруппировались вокруг центрального двора, в них были сделаны амбразуры для стрельбы, а построены они были из известняка, настолько прочно, что выдержали бы по меньшей мере огонь полевого орудия. Мы прогрохотали через ворота в выложенный каменными плитами двор усадьбы, с одной стороны которого высилась огромная куча навоза. Мы прибыли в штаб-квартиру заговора по покушению на начальника штаба Австро-Венгрии и военного губернатора Боснии и Герцеговины. На кухне развели огонь, прирезали пару овец и приготовили ужин. Как только мы закончили трапезу, внутрь вбежал часовой.
— Командор, майор, у ворот три всадника!
— Чего они хотят? Кто такие?
— Братья из Белграда, командор. Говорят, что срочно хотят с вами переговорить.
— Хорошо, приведи их сюда.
Вошли три усталых и покрытых коркой пыли человека. Они были настолько грязными после долгого конного похода, что мне потребовалось некоторое время для того, чтобы с ужасом и потрясением понять — одного из них я знаю, и это не кто иной, как мой бывший сосед по кабинету в администрации престолонаследника в Вене, загадочный гауптман Белькреди. Он тоже не сразу меня узнал. Мы ошеломленно уставились друг на друга. Он был в штатском — приталенной куртке и бриджах для верховой езды. Один из его проводников нарушил молчание:
— Командор, позвольте представить эмиссара от наших друзей по ту сторону австрийской границы, герра Прохазку. Он просит прощения за задержку.
Я огляделся и заметил, что несколько человек уже пытаются незаметно отрезать мне путь к двери.
— Но... — ответил командор, — Прохазка уже с нами. Вы оба не можете быть Прохазками.
— Командор, майор, — сказал Белькреди по-немецки. — Я тот человек, которого вы называете Прохазкой, а он — самозванец. Так уж случилось, что его зовут Прохазкой, потому что это его настоящая фамилия. Линиеншиффслейтенант Отто Прохазка из флота Австро-Венгрии. Я это знаю, потому что когда-то мы вместе работали в Вене. Здесь он наверняка в качестве шпиона, засланного австрийской военной разведкой. Но я также привез вам срочное сообщение от ваших людей в Белграде.
Он вытащил из куртки белый конверт и протянул его командору. Тот вскрыл конверт, вытащил письмо и стал читать, явно не веря своим глазам. Наконец он оторвал взгляд от письма.
— Взять их! — рявкнул он. — Австрийца и собаку Ступанича! Уведите их и заприте, пока мы с этим не разберемся! Драганич, а ты просто первостепенный дурак, ты в курсе? Не только позволил австрийскому шпиону проникнуть в самое сердце организации, но и сидишь сложа руки, когда один из твоих ближайших помощников работает на болгарского короля. Уверяю, дорогой майор, когда вернемся в Белград, я выбью из тебя всю дурь. Ты и в разносчики в кафе не годишься, ясно тебе?
Это были последние слова командора, которые я слышал, потому что нас со Ступаничем грубо потащили по темному каменному коридору, Ступанич вопил о своей невиновности и валил все на меня. Нас бросили в крохотную кладовку, тяжелая дубовая дверь захлопнулась. Когда снаружи опустилась дверная задвижка, Ступанич начал колотить по бессловесному дереву кулаками. Его лицо приняло цвет непропеченного теста, он слегка дрожал от страха.
— Это неправда! Послушайте меня, говорю вам, это неправда! — Он прекратил колотить в дверь и опустился на колени, закрыв руками лицо. — Матерь божья, что со мной будет...?
Наступил вечер, и небо в маленьком решётчатом окне высоко над головой потемнело. Ступанич повернулся ко мне.
— Чтоб ты за это горел в геенне огненной... Как ты узнал, где нужно быть в то утро? Откуда ты узнал пароль? Зачем я вообще тебя забрал? Господи, господи...
Он разрыдался. Я же сел на какие-то мешки и стал ждать. Казалось, нужно сделать что-то ещё, но что до Ступанича, то я сомневался, что могу как-то улучшить его затруднительное положение. Где-то через полчаса мы услышали шаги и голоса снаружи в коридоре, а затем и звук поднимаемой задвижки. Массивная дверь со скрипом открылась, и перед нами предстал майор Драганич и шесть или семь бойцов. Майор был явно не в духе.
— Взять его! — закричал он, указав на несчастного Ступанича, который пытался спрятаться за моей спиной. Головорезы оттолкнули меня в сторону, схватили его и потащили в коридор, а он визжал от ужаса. — Хорошо. Уведите грязного предателя, и посмотрим, что он скажет в своё оправдание. Жаровня хорошо горит?
Умолявшего о пощаде Ступанича оттеснили в темноту, дверь снова закрыли и заперли, и я остался один. Я слышал крики, проклятия и голос Ступанича на их фоне.
— Нет! Нет! Это неправда... Я могу объяснить... Нет, Мирко... Нет!
Послышался долгий жуткий крик, отразившийся эхом от каменных стен; вой агонии раненого животного. Его заглушил взрыв смеха, за которым последовал вопль даже более пронзительный, чем первый. Я закрыл уши, чтобы не слышать этих звуков, но не мог заткнуть нос, не мог избавиться от кошмарной вони паленых волос, которая вскоре проникла даже в мою отдалённую темницу. Крики становились всё громче, а потом стихли до невнятного безумного стона, перемежавшегося проклятиями и хохотом. Это продолжалось долгий час. Наконец я услышал стук лопат во дворе и голос Драганича.
— Что ж, братья, закопайте его в навозной куче! Пусть каждый увидит и запомнит, как организация «Звяз о смрт» поступает с предателями.
Я в последний раз услышал голос Ступанича, едва узнаваемый и по-прежнему молящий о пощаде. Раздался топот многочисленных ног, и что-то протащили по двору, затем донесся последний крик — и стук лопат. Напоследок все радостно заулюлюкали, как будто завыло полчище демонов. Со Ступаничем было покончено; теперь настала моя очередь. Дверь распахнулась: с сосновыми факелами в руках зашёл Драганич с помощниками. Майор слегка покачивался от напряжения и сливовицы. В большом кулаке он держал окровавленные стоматологические щипцы. Двое его помощников схватили меня, каждый со своей стороны, и связали мне руки за спиной. Я не сопротивлялся: а какой смысл? Всё было кончено, и единственное, на что я мог надеяться — это быстрый конец. Драганич подошёл и наклонил ко мне широкое бородатое лицо, напряжённо дыша.
— Ну, дружище Прохазка, давай немного развлечёмся и с тобой. Думаю, нужно постараться и поработать над твоей эпилепсией. Слышал песню, которую для нас исполнил брат Ступанич? Что ж, надеюсь, у тебя тоже хороший голос. Уведите! — Бойцы потащили меня к двери, но затем Драганич с улыбкой повернулся. — Нет. Майор Мирко Драганич передумал: оставьте его до утра. Час поздний, и мы уже хорошо потренировались, и, так или иначе, я слишком много выпил. Хочу допросить этого утром, с ясной головой. — Он вернулся и вгляделся в меня большими, налитыми кровью глазами, похожими на бычьи глаза в мясной лавке. — Ты хитёр, Прохазка. Даже меня семь дней водил за нос. Скользкий, как лягушка в бутылке масла, но недостаточно, чтобы сбежать от майора Драганича. — Он помахал пинцетом у меня перед носом. — Понюхай, Прохазка. Без сомнения, завтра ты расскажешь мне много чего интересного об операциях твоей разведки в Сербии, — внезапно он наклонил лицо ещё ближе ко мне, обнажив зубы. — Но предупреждаю, не пытайся навешать мне лапши на уши. Потому что даже если я не знаю всех подробностей об австрийском шпионаже в нашей стране, мне известно достаточно, чтобы понять, когда ты несёшь чушь. Говори лучше правду, и умрёшь быстрее. Потому что, клянусь Святой Троицей, я вытащу её из тебя по частям, даже если понадобится потратить на это весь день. Вот, попробуй этот маленький образец...
