Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
— Если мерить этой меркой, поводов для радости у вас предостаточно. Здесь, кажется, собралась большая компания.
— Скорее малая, чем большая. Хотелось бы видеть рядом с собой тех, по чьей вине я влип в эту историю. Проигрыш в игре надо делить поровну.
— Не слушайте капитана Самохина! — вмешался маленький кругленький человечек с такими бесцветными волосами, что они казались просто белыми. — Он либо вливает в себя шнапс, джин, виски, бренди, либо выливает на первого, кто подвернётся под руку, излишек желчи! Перманентное состояние!
— А твоё перманентное состояние, остолоп, подхрюкивать каждому, с кем сведёт судьба. Просто так, на всякий случай, — вдруг перепадут объедки.
Тот, к кому относились эти слова, покраснел так, что даже кожа на голове, просвечивающая сквозь короткие и редкие волосы, стала розовой. Между припухшими веками, казалось совсем лишёнными ресниц, сердито блеснули маленькие, узко прорезанные, мутно-серые глазки. Человек действительно напоминал откормленного кабанчика, который, проталкиваясь к кормушке, вот-вот хрюкнет.
Капитан подмигнул Сомову.
— В жизни бывают странные совпадения. Рекомендую. Николай Николаевич Кабанец. Свинство, так сказать, унаследованное от далёких предков и увековеченное для потомков.
— Это… это… чересчур даже для вас… Я офицер, слышите, офицер, и я буду требовать… настаивать… пусть суд чести, да, суд чести… — слова срывались с дрожащих губ Кабанца беспорядочно, он словно захлёбывался ими, брызжа слюной и всхрапывая.
— Завели! — донеслось из глубины комнаты.
Только теперь, когда с одной из коек соскользнуло одеяло, Сомов заметил, что в комнате есть ещё один свидетель разговора. Его гигантская фигура мигом заполнила комнату и потому потолок сразу стал как бы ниже, проход между кроватями уже.
Богатырь стоял насупившись, ни одного слова не сорвалось больше с его губ. Но двое, затеявшие ссору, мигом притихли: капитан снова вытянулся на кровати, Кабанец, втянув голову в плечи, направился к двери.
Немного растерявшись, Сомов подыскивал слова, чтобы как можно проще поздороваться с этим новым соседом по казарме. Но тот скользнул по нему таким отсутствующим взглядом, что стало ясно: трогать его не следует, человек все равно сейчас ничего не увидит и не услышит.
В комнате воцарилась тишина. Капитан вытащил из-под подушки флягу, отхлебнул из неё и, сладко зевнув, закрыл глаза. По тому, как обмякли черты его лица — вся кожа обвисла, словно стекая вниз между складками и морщинами, — чувствовалось, что сон сморил его сразу, как только он закрыл глаза.
Искоса поглядывая на гиганта, всё ещё стоявшего в проходе, Сомов тоже стал готовиться ко сну. Фигура, высящаяся у него за спиной, чем-то раздражала, сковывала движения. Ну, чего он торчит там посреди комнаты? Уставился глазами в пол, словно хочет что-то прочесть на нём… Ну и вымахал парень! А какие плечи! Недаром у этих гавриков сразу отнялся язык. Такому под горячую руку не попадайся… Всё-таки зачем он стоит? Может, заснул стоя?.. Не очень-то приятно раздеваться, когда кто-то торчит у тебя за спиной!
Сняв туфли, Сомов нарочно изо всей силы швырнул их под кровать! Гуп! Гуп! Чудак, стоявший в проходе, вздрогнул, подобие улыбки промелькнуло у него на губах, плечи чуть опустились.
— Вы того… не обращайте внимания… спите себе! Я тихонько… только посижу минутку, а то голова у меня… А потом тоже лягу… Бывает, зовёшь, зовёшь сон, а его нет как нет… Мне бы хоть вздремнуть… — потирая лоб, здоровяк повернулся и потопал к своей кровати, так и не выпрямившись, бессильно свесив руки вдоль тела.
Укладываясь, Григорий подумал: как часто теперь сон бежит и от него. Раньше такого не бывало. Он мог заставить себя уснуть в любых обстоятельствах, просто как бы поворачивал выключатель и мигом отключался от забот, опасностей, волнений. Ведь сон — тоже оружие, помогающее быть в форме. Неужели он утратил эту способность? Но почему? Потому ли, что оказался один в логове врага? Но ведь так было и тогда, когда, перевоплотившись в Генриха фон Гольдринга, он в одиночку раскрывал тайну подземного завода и много других секретов коварного и хорошо подготовленного к войне врага. Оказавшись во вражеском логове в годы войны, он тоже был совершенно одинок. Так, да не так… Тогда он выполнял поручение Родины и, как далека она ни была, ощущал свою неразрывную с ней связь, считал себя бойцом многомиллионной армии своего народа. Да и был ли он действительно одинок? Тысячи незримых друзей — французских маки, итальянских партизан — протягивали ему руку помощи. А теперь? Нет даже уверенности, что правильно поступил, когда сам, на свою ответственность, вмешался в такое трудное и опасное дело… Без связи с Родиной, без единой дружеской руки! Как отнёсся бы к его решению Титов? Что подумает он, узнав о таинственном исчезновении Григория Гончаренко? Сочтёт его погибшим или, может… — по коже пробежал мороз. Нет, нет, этого не может быть! Слишком хорошо Титов знает его, да и другие сотрудники отдела тоже. Разве не доказал он всей своей жизнью, что во имя Родины, во имя светлых идей коммунизма он готов пройти сквозь самые страшные испытания, преодолеть, казалось бы, непреодолимые трудности, на каждом шагу, каждое мгновение заглядывая смерти в глаза.
Если б была хоть малейшая возможность подать весточку Титову! Проезжая через Мюнхен, он мог обратиться в советскую миссию по репатриации, и теперь всё было бы хорошо. Как ни внимательно стерегли его, а в большом городе всегда можно замести след, незаметно ускользнуть. Но имел ли он право думать только о собственном спасении? Узнав о планах Думбрайта и его хозяев, тихонько отойти в сторону — меня, мол, никто не уполномачивал вмешиваться в это дело? Ведь разумом, сердцем, всем существом своим Григорий чувствовал: он обязан до конца разузнать все о деятельности террариума вблизи Фигераса, найти способ обезвредить это гнездо. То, что один из шпионских центров расположен именно в Испании, во франкистской Испании, безусловно, очень выгодно врагу. Официально к школе «рыцарей благородного духа» придраться нельзя. Католическая организация, проповедующая католицизм в восточных странах, и только. Этот Нунке все предусмотрел. Но аппетит возрастает во время еды. Если раньше он думал только о том, как сберечь кадры бывших фашистских разведчиков для фатерланда, то теперь замахнулся шире: мечтает, что возглавляемая им школа станет международным центром агентурной борьбы с Россией — не менее.
В силу сложившейся ситуации попасть в это логово и бежать? О нет! Григорий не имеет права так поступить. Он будет Фредом Шульцем, Сомовым, чёртом, дьяволом, но весь свой ум, все способности, накопленный опыт употребит, чтобы изнутри взорвать этот змеиный рассадник вблизи Фигераса. Придёт время, он найдёт способ связаться с Родиной, подать о себе весточку, предупредить о планах, которые вынашивают хозяева Думбрайта и Нунке.
