Бретонская колдунья - Галанина Юлия Евгеньевна
Щебет баронессы прервала Аньес, доложившая, что ванна готова.
Мадам Беатриса отправилась смывать дорожную грязь, а Жанна постаралась побыстрее проснуться.
За завтраком пошел более связный разговор.
Правда баронесса упорно обходила тему своей жизни за время отсутствия, лишь мельком обмолвившись:
– Ах, Жанна, ты представить себе не можешь, какие подлые и нечестные люди, родственники моего покойного Анри! Он и при жизни был единственным светлым пятном на их грязном, уродливом фоне… Но я не какая-нибудь провинциальная дурочка, и ущемлять свои права никому не позволю! – и тут же принялась настойчиво расспрашивать Жанну про ее жизнь:
– Ты, говорят, вышла замуж за герцога Барруа? Поздравляю, прекрасная партия!
– Да, и уже успела овдоветь. К сожалению, это произошло очень быстро… – развела руками Жанна.
– Но как вдова герцога ты, надеюсь, владеешь теперь многими землями и получаешь солидный доход? – баронесса умудрялась одновременно и есть, и спрашивать.
Жанна вздохнула.
– Увы… Там и без меня наследников пруд пруди… Того, что мне досталось в наследство после смерти Филлиппа, не хватит даже уйти с почетом в монастырь, чтобы оплакивать там свое вдовство и прославиться богоугодными делами, как это модно сейчас у некоторых святош. Вот если бы родился ребенок, другое дело…
– Дорогая моя, да они просто воспользовались твоей молодостью и обобрали тебя до нитки!
Баронесса от возмущения швырнула вилочку на стол.
– Уж если бы я была на твоем месте, я заставила бы их считаться с собой и расставила бы все по своим местам, можешь мне поверить! Вот негодяи! Боже, ну разве в мою молодость было возможно такое, чтобы вдову герцога обрекли на нищету! А что до ребеночка… – баронесса снисходительно улыбнулась:
– В сущности, ты еще неразумное дитя. И пока не знаешь, что было бы желание дать супругу наследника, а все остальное приложится! Будь ты поопытнее, через девять месяцев после кончины герцога его наследник или наследница уже сучил бы ножками и пускал пузыри в колыбельке. В том-то, моя дорогая, и преимущество положения жены, что, сколько бы муженек не таскался по любовницам, законных наследников рожаешь ему только ты! Хотя, возможно, и без его участия! – довольная собой и своей речью, баронесса захрустела печеньицем.
– Но почему же Вы, госпожа Беатриса, не воспользовались этим надежным средством? Ведь, как я понимаю, у Вас такие же проблемы, как и у меня?
Видимо, баронесса давно смирилась с положением вещей, поэтому она без тени огорчения объяснила:
– Ах, моя дорогая, я как последняя дура, честно рожала своим супругам законных детей. Но они не задерживались на этом свете, как и мои мужья… После четвертого ребенка я, к сожалению, навсегда потеряла способность плодить потомство. Но при здравой голове и без этого можно прекрасно закрепить свое положение. В следующем браке я буду умней и не допущу прежних ошибок. Но бог с ними, с этими приземленными речами! Я рада, что с тобой уже можно разговаривать, как со взрослой женщиной. Почему ты одна? В таком цветущем возрасте просто опасно для здоровья не иметь кавалера!
– Мой прекрасный рыцарь со сладкой земли Кипра отбыл к родным берегам, и сердце пока не подобрало ему замену! – рассмеялась Жанна. – Да сейчас, как-то, и не до этого…
– Да… Столько утрат!.. – в тон вздохнула баронесса, ковыряя ложечкой крем. – Страшно подумать, совсем недавно и герцог, и Антуанетта Меньле были живы, и госпожа де Фуа… Как резко все изменилось… А теперь к бедной девочке сватаются все, кто ни попадя, а по полям Бретани маршируют убийцы, хоть и непрямые, ее отца…
Баронесса промокнула губы и, легко взглянув на Жанну, спросила:
– Герцогиня Анна уже решила, женой какого государя Европы она будет?
– Да, она уже написала о своем согласии Максимилиану Австрийскому! – беззаботно открыла политическую тайну Жанна. – Но это пока секрет!
– О чем ты говоришь! – слегка обиделась баронесса. – Я все прекрасно понимаю. Это хороший выбор. Помимо массы военных и политических достоинств, которыми он обладает, Максимилиан, к тому же, удивительно красив и застенчив. Интересное сочетание, правда? Став его женой, малютка Анна, дай Бог, в скором времени сделается императрицей Священной Римской Империи и мачехой королевы Франции.
Завершая завтрак, Жанна спросила:
– Надеюсь, Вы погостите у нас подольше, госпожа Беатриса?
– О нет, я – птица перелетная! – засмеялась баронесса. – Если ты меня приютишь, то сегодня я переночую у тебя, а завтра в путь! Ты, я вижу, торопишься? Езжай, не думай, что со мной делать и как развлекать! Я с удовольствием загляну в несколько лавок, а потом буду с наслаждением отдыхать от бесконечной дорожной тряски последних недель. Что поделать, душа рвется путешествовать, а тело стенает и ноет!
Масляно-желтая луна, как ей и положено, заливала ночным светом пустые улицы и погруженные в сон дома Ренна. Серебрила листву и траву, придавая ночному пейзажу какое-то оцепенение.
Группка прекрасно одетых молодых людей, в количестве четырех человек, стояла у спящего темного Аквитанского отеля и о чем-то тихо совещалась.
Эта компания состояла из молодых придворных, имевших знатных родителей и солидный гонор, но пока не успевших приобрести ни громких титулов, ни собственных земель.
Довольно унылая, в последнее время, атмосфера герцогского двора заносчивую молодежь не устраивала, и они веселились по ночам самостоятельно, в меру своих сил и фантазий.
К Аквитанскому отелю компанию привело несколько необычное пари.
Жан, тот самый, что скромно выдал кансону Раймбаута Вакейрасского за свою, решил красиво отомстить надменной Жанне за позор, и поспорил с друзьями на приличную сумму, что проникнет к ней в спальню. (Для чего – нетрудно догадаться!)
Надо сказать, замысел этот зрел в голове Жана давно, и он заблаговременно принял кое-какие меры для беспрепятственного попадания в охраняемый отель.
Поэтому, вместо того, чтобы карабкаться на стену ограды, рискуя в любой момент получить стрелу из арбалета (как с радостной надеждой ждали друзья, желавшие в волю повеселиться), Жан спокойно и открыто подошел к калитке, которая гостеприимно отворилась рукой щедро подкупленного накануне Шарло, который сегодня стоял в карауле.
Жан уже бывал пару раз в Аквитанском отеле, на изредка даваемых Жанной пирах и знал расположение комнат.
На цыпочках он крался по лестнице на второй этаж, вздрагивая от каждого шороха.
Шевалье прекрасно помнил неясный и сбивчивый рассказ маркиза де Портелу, как-то проболтавшегося о том, что видел здесь собственными глазами призрачную черную даму, страшную, как сама смерть.
Старый дом, казалось, вздыхал во сне. Где-то в темноте шуршало, шелестело, поскрипывало…
Жану казалось, что кто-то следует за ним по пятам, но обернуться было невыносимо страшно.
Ах, как пригодился бы в этот момент Абдулла, чье появление навсегда отучило бы шевалье навещать спальни ничего не подозревающих дам, но нубиец был уже далеко… Поэтому Жан беспрепятственно добрался до заветных дверей.
Они не были заперты.
На трясущихся ногах ночной обольститель втянулся в покои Жанны и в изнеможении замер, прислонившись к стене.
Первое время он не видел и не слышал ничего, полностью занятый биением своего испуганного сердца.
В комнате было темно.
Роскошные плотные портьеры не пропускали ни единого лунного лучика. Терпко пахло какими-то восточными благовониями, не то сандалом, не то жасмином.
Половину совсем немаленькой комнаты занимала огромная кровать с пышным балдахином. Из-под опущенных штор балдахина слышалось легкое посвистывание и даже, пардон, похрапывание.
Постепенно Жан успокоился и обрел способность снова двигаться и соображать…
Давно желанная цель безмятежно храпела в пяти шагах от него. Надо было действовать.
