Альфред Мейсон - Пламя над Англией
— Я одинок и стар. Как видит ваше превосходительство, я всего лишь жалкий нищий, но я боюсь…
— Я не причиню вам вреда, — мягко произнес Робин.
— Я боюсь не вас, сеньор. Но место, где я живу, небезопасно. Так что я должен услышать имя, прежде чем открою дверь.
— Хорошо. — Юноша склонился ниже. Конечно, в этой толпе он не собирался называть свое настоящее имя, опасаясь впечатления, которое оно произведет на отца, и вопросов, могущих последовать. — Я назову вам свое имя через дверь и так тихо, как сделаю это сейчас. — И он еле слышно прошептал: — Карло Мануччи.
Джордж Обри, а это был он, по-прежнему прятал лицо под капюшоном, так что Робин не мог понять, разобрал ли он названное имя.
— Вы слышали меня? — спросил юноша.
Старик кивнул.
— Да, слышал.
— И вы откроете мне дверь вечером?
— Открою, молодой сеньор.
Робин стал подниматься по лестнице и, смешавшись с толпой, вновь услыхал тихий жалобный голос:
— Подайте Христа ради! Подайте милостыню, добрые люди!
Юноша вошел в церковь, не спеша прошел мимо рядов к двери на южной стороне, пересек площадь и окольным путем вернулся в дом Фильяцци. Там он послал за Джакомо Ферранти и велел ему купить мула и седло, а также приличную одежду, подходящую по размерам тощей фигуре Джорджа Обри.
С одеждой, мулом и их собственными лошадьми Джакомо должен был поджидать с половины девятого вечера на углу дороги в Сеговию146 и набережной реки Мансанарес. Мадрид не был обнесен стеной, и Робин намеревался скакать на юг к Алькасару147 так быстро, как только позволит состояние его отца, оттуда добраться до Аликанте148 и сесть там на корабль, плывущий в Италию. Сначала придется двигаться медленно, но когда к Джорджу Обри начнут возвращаться силы, можно будет путешествовать и побыстрей.
Пока Робин строил планы, нищий все еще сидел на ступенях церкви Святой Девы Альмуденской и, протянув тощую руку, просил милостыню. Около полудня священник в черной сутане подошел к нему.
— Подайте ради Бога! — захныкал нищий. — У меня есть новости для вас, святой отец. Подайте, ради Девы Марии!
Священник с презрением посмотрел на него.
— Новостям давно пора появиться. А то мы получили от тебя мало благодарности за наше милосердие и жалость.
— Я видел его, святой отец.
— Кого ты видел?
— Карло Мануччи.
Священник вздрогнул, а в его глазах блеснул огонек злобной радости.
— Укажи его мне, сын мой!
Нищий покачал головой.
— Это было два часа назад, когда он остановился и подал мне золотой. Вот он — смотрите, отец мой!
— Два часа назад, а ты не поднял крик! Ты позволил ему уйти! — сердито воскликнул священник.
— Нет, отец! — заскулил нищий. — Если бы я крикнул, он бы тут же убежал. Он молод, богат и красив. Но я сделал лучше, отец. — Ужас, звучавший в его голосе, и угодливая рабская поза свидетельствовали о том, до какого состояния был доведен несчастный жестокими преследованиями.
— Лучше? Ну что ж, послушаем! — И человек в черной сутане с отвращением притронулся к нищему носком башмака с пряжкой.
— Вечером он придет в мою хижину. В восемь часов, отец! Сжальтесь над бедным калекой у подножья алтаря! — Это было обращено к сострадательному прохожему, который бросил в протянутую ладонь медную монету и двинулся дальше. — Только не торопитесь, отец! Я живу на открытом месте, и если он заметит вас с солдатами, то не придет ко мне, и вы его упустите. Он хочет меня видеть из жалости, отец. Моя бедность и раны тронули его! У него доброе сердце. — Старик угодливо хихикнул, стараясь заслужить расположение священника, — Так что не спешите — моя история задержит его.
Священник оттопырил нижнюю губу.
— А ты меня не обманываешь?
— Я бы не осмелился…
— Это верно. — Священник усмехнулся. — Ибо столб на Кемадеро, к которому привязывают приговоренных к сожжению, все еще ожидает жертву. Он так легко назвал тебе свое имя?
— Нет, отец мой… Сжальтесь во имя Святой Девы Альмуденской, сеньор!.. Я подумал, что это может быть он, прежде чем услышал его имя.
— Почему?
— Он говорил по-испански с итальянским акцентом.
— Верно, — кивнул священник. — Это соответствует описанию.
— Я вынудил его назвать имя, сказав, что иначе не открою ему дверь. — Старик вновь хихикнул. — И тогда он шепнул: «Карло Мануччи». Я отдам его в ваши руки, отец. Вечером вы его получите. — И снова из-под лохмотьев высунулась тощая рука, и послышался писклявый голос: — Ради Христа, сеньоры. Бог отблагодарит вас — Он любит милосердных…
Священник спустился с лестницы и поднялся на холм, где теперь расположена площадь Сан-Доминго. Но в то время там находилось здание Святой инквизиции.
Глава 28. Джордж Обри
Калье де Форкас находилась в шумном и грязном квартале города, к юго-востоку от церкви Святой Девы Альмуденской. Дома были полуразвалившимися, в неухоженных огородах со сломанными заборами чахлые овощи служили кормом для птиц, воздух даже в дневное время был сырым и нездоровым, напоминая о лихорадке. По ночам квартал окутывали туманы с протекавшей позади него реки Мансанарес, падая на землю дождевыми каплями с низкорослых деревьев.
Робин весь день не находил себе места от нетерпения и подошел к улице за полчаса до назначенного срока. На нем были надеты высокие сапоги и темный плащ, подмышкой он нес еще один плащ, чтобы им мог воспользоваться его отец во время бегства. Три домишки со ставнями на окнах, сквозь которые не просачивался ни один огонек, были обращены лицом к трем столь же жалким сооружениям на противоположной стороне узкой улочки. Даже в этот ясный апрельский вечер, скрадывающий грязь и запустение, они сохраняли мрачный и зловещий облик. Робин остановился и прислушался. Издалека доносился городской шум — крики и скрип колес. Однако вблизи было так тихо, что шелест ветра в листве мог заставить вздрогнуть, словно пистолетный выстрел.
«Во всяком случае, за мной не следили», — подумал юноша, сворачивая в улочку.
Однако, как бы легко он ни старался ступать, черепки и обломки железа, устилавшие землю, то и дело трещали под его сапогами. Перед домами дорога стала немного шире, но несколько деревьев, обломки стен и зазубренные изгороди по бокам делали ее еще более темной. Спотыкаясь, Робин, наконец, добрался до хижины в конце улицы, ощупью нашел дверь и тихо постучал.
Внутри послышалось движение, а затем раздался голос старика, но без обычного хныканья.
— Кто там?
Робин приложил рот к дверной панели.
— Карло Мануччи.
— Подождите!
Тяжелый ключ повернулся в замке, засовы со стуком отодвинулись. Робин мог слышать напряженное дыхание Джоржджа Обри.
