Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада
– Клянусь концом моей жизни, что ты на это скажешь? – И, не ожидая
ответа, продолжал: – Я знал, что адмирала так легко не напугаешь. Он загнал
нас в Ловушку и знает об этом, а ты своим идиотским письмом обрек всех на
гибель.
– Ты кончил? – спокойно спросил Блад, когда француз остановился,
чтобы передохнуть.
– Нет.
– Тогда избавь меня от необходимости выслушивать твой бред. Ничего
нового ты не можешь сказать.
– А что скажешь ты? Что ты можешь сказать? – завизжал Каузак.
– Черт возьми! Я надеялся, что у тебя будут какие-нибудь предложения.
Но если ты озабочен только спасением своей собственной шкуры, то лучше будет
тебе и твоим единомышленникам убраться к дьяволу. Я уверен, что испанский
адмирал с удовольствием узнает, что нас стало меньше. На прощанье мы дадим
вам шлюп. Отправляйтесь к дону Мигелю, так как все равно от вас пользы не
дождешься.
– Пусть это решат мои люди! – зарычал Каузак и, подавив в себе
ярость, отправился к своей команде.
Придя на следующее утро к капитану Бладу, он застал его одного во
внутреннем дворике. Опустив голову на грудь, Блад расхаживал взад и вперед.
Его раздумье Каузак ошибочно принял за уныние.
– Мы решили воспользоваться твоим предложением, капитан! – вызывающе
объявил он.
Капитан Блад, продолжая держать руки за спиной, остановился и
равнодушно взглянул на пирата. Каузак пояснил:
– Сегодня ночью я послал письмо испанскому адмиралу и сообщил, что
расторгаю союз с тобой, если он разрешит нам уйти отсюда с военными
почестями. Сейчас я получил ответ. Адмирал принимает наше предложение при
условии, что мы ничего с собой не возьмем. Мои люди уже грузятся на шлюп, и
мы отплываем немедленно.
– Счастливого пути, – ответил Блад и, кивнув головой, повернулся,
чтобы возобновить свои прерванные размышления.
– И это все, что ты мне хочешь сказать? – закричал Каузак.
– Я мог бы тебе сказать еще кое-что, – стоя спиной к Каузаку, отвечал
Блад" – но знаю, что это тебе не понравится.
– Да?! Ну, тогда прощай, капитан! – И ядовито добавил: – Я верю, что
мы больше не встретимся.
– Я не только верю, но и хочу на это надеяться, – ответил Блад.
Каузак с проклятиями выбежал из дворика. Еще до полудня он отплыл
вместе со своими сторонниками. Их набралось человек шестьдесят. Настроение
их было подавленное, так как они позволили Каузаку уговорить себя
согласиться уйти с пустыми руками, несмотря на все попытки Ибервиля
отговорить их. Адмирал сдержал свое слово и позволил им свободно выйти в
море, чего Блад, хорошо зная испанцев, даже не ожидал.
Едва лишь французы успели отплыть, как капитану Бладу доложили, что
вице-губернатор умоляет его принять. Ночные размышления пошли на пользу дону
Франциско: они усилили его опасения за судьбу города Маракайбо, так же как и
возмущение непреклонностью адмирала.
Капитан Блад принял его любезно:
– С добрым утром, дон Франциско! Я отложил фейерверк до вечера. В
темноте он будет виден лучше.
Дон Франциско, хилый, нервный, пожилой человек, несмотря на знатное
происхождение, не отличался особой храбростью. Будучи принят Бладом, он
сразу же перешел к делу:
– Я хочу просить вас, дон Педро, отложить разрушение города на три
дня. За это время я обязуюсь собрать выкуп – пятьдесят тысяч песо и сто
голов скота, которые отказался дать вам дон Мигель.
– А где же вы его соберете? – спросил Блад с чуть заметным
удивлением.
Дон Франциско повел головой.
– Это мое личное дело, – ответил он, – и в этом деле мне помогут мои
соотечественники. Освободите меня под честное слово, оставив у себя
заложником моего сына.
И так как Блад молчал, вице-губернатор принялся умолять капитана
принять его предложение. Но тот резко прервал его:
– Клянусь всеми святыми, дон Франциско, я удивлен тем, что вы решились
прийти ко мне с такой басней! Вам известно место, где можно собрать выкуп, и
в то же время вы отказываетесь назвать его мне. А не кажется ли вам, что с
горящими фитилями между пальцами вы станете более разговорчивым?
Дон Франциско чуть побледнел, но все же снова покачал головой:
– Так делали Морган, Л'Оллонэ и другие пираты, но так не может
поступить капитан Блад. Если бы я не знал этого, то не сделал бы вам такого
предложения.
– Ах, старый плут! – рассмеялся Питер Блад. – Вы пытаетесь сыграть
на моем великодушии, не так ли?
– На вашей чести, капитан!
– На чести пирата? Нет, вы определенно сошли с ума!
Однако дон Франциско продолжал настаивать:
– Я верю в честь капитана Блада. О вас известно, что вы воюете, как
джентльмен.
Капитан Блад снова засмеялся, но на сей раз его смех звучал
издевательски, и это вызвало у дона Франциско опасение за благоприятный
исход их беседы. Ему в голову не могло прийти, что Блад издевается над самим
собой.
– Хорошо, – сказал капитан. – Пусть будет так, дон Франциско. Я дам
вам три дня, которые вы просите.
Дон Франциско, освобожденный из-под стражи, отправился выполнять свое
обязательство, а капитан Блад продолжал размышлять о том, что репутация
рыцаря в той мере, в какой она совместима с деятельностью пирата, все же
может иногда оказаться полезной.
К исходу третьего дня вице-губернатор вернулся в Маракайбо с мулами,
нагруженными деньгами и слитками драгоценных металлов. Позади шло стадо в
сто голов скота, которых гнали рабынегры.
Скот был передан пиратам, ранее занимавшимся охотой и умевшим
заготовлять мясо впрок. Большую часть недели они провели на берегу за
разделкой туш и засолом мяса.
Пока шла эта работа и производился ремонт кораблей, капитан Блад
неустанно размышлял над задачей, от решения которой зависела его дальнейшая
судьба. Разведчики-индейцы сообщили ему, что испанцам удалось снять с
"Сальвадора" тридцать пушек и таким образом увеличить и без того мощную
артиллерию форта еще на одну батарею. В конце концов Блад, надеясь, что
вдохновение осенит его на месте, решил провести разведку самолично. Рискуя
жизнью, он под покровом ночи с двумя индейцами, ненавидевшими жестоких
испанцев, перебрался в каноэ на остров и, спрятавшись в низком кустарнике,
покрывавшем берег, пролежал там до рассвета. Затем уже в одиночку Блад
отправился исследовать остров и подобрался к форту значительно ближе, чем
это позволяла осторожность.
Но он пренебрег осторожностью, чтобы проверить возникшее у него
подозрение.
Возвышенность, на которую Блад взобрался ползком, находилась примерно
на расстоянии мили от форта. Отсюда все внутреннее расположение крепости
открывалось как на ладони. С помощью подзорной трубы он смог убедиться в
основательности своих подозрений; да, вся артиллерия форта была обращена в
сторону моря.
Довольный разведкой, он вернулся в Маракайбо и внес на рассмотрение
