Густав Эмар - Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1
— Ах! Милый друг, у меня есть сердечные горести домашние печали.
— У вас?
— Боже мой, да!
— Вы шутите?
— Нет, это так. Жизнь, которую мы ведем, имеет ужасные требования; нам запрещено курить ночью и у нас совсем нет пива. Мы должны утолять жажду чистою водою из ручья, а в этом напитке совсем нет вкуса, — прибавил Петрус, печально качая головой. — Мною овладела страшная тоска. Ах, когда я увижу портерную «Город Париж»! Но оставим это. К чему думать о том, чего не существует более? Метастазий говорит — вы не знаете по-итальянски и я переведу вам: «Не может быть большей горести, как вспоминать в нищете о счастливом времени».
— Знаете ли, что вы говорите мне невеселые вещи? Часто вами овладевает такая печаль?
— Я всегда такой, — ответил Петрус погребальным голосом.
— Ну, мой новый друг, я вовсе не нахожу вас забавным.
— Благодарю; у вас нет ничего, чтоб выпить?
— Нет, и уверяю вас, что я сожалею об этом.
— А я-то! — сказал Петрус, поднимая глаза к небу. В эту минуту послышался шум и почти тотчас явился Люсьен.
На молодом человеке был почти такой же костюм, как на Петрусе. Он поспешно подошел к своему другу.
— Что тебе нужно? — спросил он.
— Мне ничего. А вот этот господин привез к тебе письмо.
— Письмо, ко мне? — сказал Люсьен, рассматривая Карла Брюнера.
— Да, — ответил тот, который тотчас встал.
— Кто вы, друг мой? Я вас не знаю.
— Это правда, но я имел честь видеть вас несколько раз; я служил у господина Жейера.
— Богатого страсбургского банкира?
— У него.
— Это он вас послал?
— Нет. Я могу даже вас уверить, что если б он подозревал, что я еду к вам, то я был бы убит на дороге.
— О! О! Господин Жейер…
— Да, но дело теперь идет не о нем.
— Но кто же вас послал?
— Ваш отец.
— Итак, письмо, которое вы должны мне отдать…
— Это письмо от него. Я прибавлю даже, что время не терпит отлагательства, каждая минута, которую мы теряем, может быть причиною непоправимого несчастья.
— Дайте это письмо, друг мой.
— Пожалуйте мне ножик.
— Ножик! Это для чего?
— Вы увидите.
Петрус вынул ножик из кармана и подал Карлу Брюнеру.
— Вот, милый друг, — сказал он, — он не велик, как вы видите, но режет хорошо.
— Благодарю, — отвечал молодой человек.
Он расстегнул жилет, распорол подкладку во всю длину и вынул бумагу, старательно запечатанную, которую подал Люсьену.
— Вот ваш нож, — отвечал он, подавая его Петрусу, который положил его в карман.
Люсьен вертел письмо в руках.
— Как быть, — прошептал он, — как достать огня? Нам запрещено разводить огонь.
— Не тревожься, сказал Петрус, — я отведу тебя в такое место, где ты можешь читать сколько хочешь; а вы, товарищ, — обратился он к Карлу Брюнеру, — идите возле меня. Моя дружба к вам так сильна, что если вы удалитесь на секунду, я думаю, черт меня дери! что мое ружье само выстрелит в моих руках.
— О! Я не намерен бежать, будьте спокойны; притом мое поручение еще не исполнено.
— Может быть, любезный друг, но предосторожности хорошо принимать всегда.
Люсьен и Карл Брюнер пошли за Петрусом. Он повел их через прогалину во всю длину, и около десяти минут идя по лесу, они остановились у одного места, где развалины белелись при лунном сиянии.
Петрус, сделав знак товарищам, чтоб они последовали его примеру, начал деятельно расчищать землю и скоро обнаружились первые ступени лестницы.
— Здесь есть, — сказал он, приподнимаясь, — на десять футов под землей пещера, довольно обширная, которую я нашел сегодня, обходя дозором, и которая, без сомнения, в прежнее время служила тюрьмой в каком-нибудь феодальном замке. Спустимся.
— Спустимся! Это легко сказать, — возразил Люсьен, — но что мы выиграем, когда будем в пещере? Ничего, кроме того, что очутимся в совершенной темноте.
Петрус пожал плечами.
— У меня есть свечи в сумке, — сказал он.
— Вот прекрасный поступок, Петрус; я при случае выражу тебе мою признательность.
— Это зависит от тебя, — сказал Петрус мрачнымголосом, — случай представился.
— Как это?
— Пока ты будешь читать письмо, я буду курить трубку.
— Хорошо.
— Так поспешим. Я не скрываю от тебя, что эта пещера, кроме пива, заменяет мне портерную «Город Париж». Сюда я хожу курить трубку, когда найдется свободная минута.
Они спустились. Петрус спичкой зажег свечу, которую держал Карл Брюнер, потом серьезно и методически начал набивать свою громадную трубку.
Люсьен распечатал письмо, которое жадно пробежал глазами.
По мере того, как он читал, брови его нахмурились и он казался в сильном волнении. Но Петрус не примечал ничего; трубка поглощала все его внимание. Когда он набил ее, он протянул руку к Карлу Брюнеру и сказал с очевидным удовольствием:
— Дайте мне на минуту эту свечу, любезный друг.
— Эту свечу? Что ты хочешь с нею делать? — с живостью вскричал Люсьен.
— Как! Что я хочу с нею делать? Хорош вопрос; я хочу закурить трубку.
— До трубки ли твоей теперь?
— Как! До трубки ли моей? Но я хочу курить, мы условились в этом.
— Отправляйся к черту с твоей трубкой! Будешь курить после! — вскричал Люсьен, с гневом комкая письмо, которое держал в руках.
— Что там такое? — спросил Петрус, бросив печальный взгляд на свою трубку.
— А вот что: если мы не поспешим, страшное несчастье случится по нашей милости.
— Несчастье! Объяснись.
— Некогда. Сколько с тобою людей?
— Где это?
— Разумеется, здесь.
— Двенадцать, не больше.
— Хорошо. Пока я побегу к Людвигу и объясню ему, что хочу сделать, ты их собери. Когда я ворочусь, вы должны быть готовы идти.
— А моя трубка? Не могу ли я покурить немножко? Самую крошечку?
— Если ты скажешь еще слово, если ты будешь колебаться, я схвачу твою поганую трубку и раздавлю ее под каблуком.
— А вот так уж нет! Нет! Я лучше буду повиноваться. Мою трубку! Что меня утешит, если у меня ее не будет? !
Люсьен не мог удержаться от смеха.
— Я у тебя прошу дружеской услуги, — сказал он, ударив его по плечу. — Мы должны решить вопрос о жизни и смерти. По окончании экспедиции ты будешь курить сколько хочешь.
— Ты мне обещаешь?
— Клянусь твоей трубкой.
— Надо делать, что ты хочешь; пойдем, — и Петрус печально заткнул трубку за портупею.
— Я возьму Карла Брюнера с собой. А ты будь готов, как только я вернусь.
— Слышать это значит повиноваться. Судьба решила, что нынешнюю ночь я курить не могу.
Все трое поднялись на лестницу, закрыли камнями отверстие пещеры, потом расстались. Люсьен и Карл Брюнер пошли в одну сторону, а Петрус гигантскими шагами удалился в противоположную сторону. Почти тотчас пение совы раздалось так громко в лесу, что можно было подумать, будто все ночные птицы назначили друг другу свидание в прогалине, где происходил краткий разговор Петруса с Карлом Брюнером.
