Франсиско Гальван - Изумруды Кортеса
— Я согласен, — вымолвил индеец.
— Я рад, что вам понравилась моя выдумка.
Едва Сикотепек выразил свое согласие, Кортес хлопнул в ладоши, и ваш покорный слуга, который все это время находился в соседних покоях, появился в зале и подошел к столу, за которым сидели трое собеседников. Губернатор поднялся и представил меня остальным, произнеся несколько лестных слов в мой адрес, которые я не стану повторять, чтобы не показаться бахвалом и к тому же человеком недалекого ума, ибо по простоте душевной повторять чьи-либо похвалы столь же неразумно, как и обращать внимание на то, что говорят о тебе злые языки.
Кортес назвал присутствующим мое настоящее имя, но я, как и было уговорено с самого начала, буду продолжать называть себя Родриго де Искаром — именем, под которым я представился читателю как автор этого правдивого повествования. Это имя я принял из предосторожности, ибо не стоит быть слишком откровенным тому, кто дерзнул в своих записках раскрыть нелицеприятную истину о сильных мира сего.
Закончив церемонию представления, Кортес сказал:
— Сикотепек и дон Родриго отправятся на Азорские острова на одной из каравелл, что отправляются в Испанию из Гаваны в месяце апреле. Прибыв туда, вам надлежит скрыть свое происхождение и представиться богатым португальцем и его слугой. Затем вы отплывете в Лиссабон, а оттуда отправитесь во Францию на каком-нибудь подходящем судне. Что вы предпримете, оказавшись во Франции, — это я оставляю на ваше полное усмотрение, ибо там я уже ничем не смогу вам помочь. Я лишь советую быть предельно осторожными и ни в коем случае не допустить, чтобы кто-нибудь узнал, кто вы такие, иначе вы будете схвачены и преданы суду.
Губернатор вручил мне бумаги на новое имя, под которым я должен был прибыть в Гавану, чтобы не привлечь к себе внимания людей Веласкеса, который, конечно, не был в состоянии нам серьезно повредить, но лишние подозрения могли породить нежелательные слухи, а их распространение за океан было не в наших интересах. Чтобы обзавестись португальскими документами, Кортес велел нам сразу же по прибытии на остров Терсейра отыскать некоего Себастьяна Домингуша, его доброго друга, который должен был оказать нам всяческое содействие. Он также назвал нам еще одного человека на случай, если нашей каравелле придется пристать к острову Санта-Мария, хотя обыкновенно все корабли заходили на Терсейру, чтобы пополнить запасы воды и провианта.
Мне было удивительно узнать, что у Кортеса есть преданные слуги даже на Азорских островах, но потом я догадался, что этим он обязан Киньонесу и Авиле, которые во время своего пребывания там установили короткие отношения с чиновниками, состоявшими на службе у португальского короля, и подкрепили эту дружбу немалым количеством золота, чтобы чиновники эти заботились об интересах губернатора Новой Испании и аккуратно сообщали ему обо всем, что происходит на этих островах, которые суть не что иное, как ворота, ведущие из Индий в оба королевства — Испанию и Португалию. Так что Кортес знал обо всех тамошних делах и слухах, ибо, будучи человеком щедрым, простым в обращении, всегда заботившимся о том, чтобы его соратники ни в чем не знали нужды, он приобрел искреннее расположение этих чиновников. Они относились к нему весьма почтительно и всячески блюли его интересы, в чем мы с Сикотепеком имели возможность лично убедиться.
— В Лиссабоне вы отыщете Мартина ду Мелу, — продолжал губернатор. — Этот человек был упомянут в письме, которое Тристан передал Киньонесу, и вполне вероятно, этот самый ду Мелу сможет сообщить вам какие-нибудь сведения о французе. Только остерегайтесь, чтобы он не узнал, кто вы такие, и если поймете, что иметь дело с этим португальцем слишком опасно, не встречайтесь с ним и немедленно отправляйтесь во Францию под видом богатого португальского торговца и его слуги. Там принимайтесь за поиски Феликса де Оржеле. Добраться до него будет делом очень нелегким: несомненно, он человек весьма известный и на родине его считают героем благодаря его пиратскимпроделкам.
Брату Эстебану Кортес поручил отправиться в Толедо, чтобы постараться разузнать что-нибудь об особе, упомянутой в письме Тристана, некой Мариане Лопес де Инчаусти. Французский лазутчик самолично признался, что она его любовница, и теперь отыскать ее в Испании было мало надежды: скорее всего, она уже уехала с ним во Францию. Эти и многие другие наставления дал нам губернатор, так что мы провели весь день в его резиденции, занятые необходимыми приготовлениями к нашему путешествию, описание коих я здесь опускаю во избежание упреков в излишнем многословии.
Итак, теперь, когда мы запаслись всем необходимым, нам предстояло сесть на бригантину в Сан-Хуан-де-Улуа. Бригантина эта по приказу Кортеса отплывала на Ямайку для покупки лошадей и по пути заходила на Кубу. Дон Эрнан снабдил нас изрядной суммой золота, чтобы мы ни в чем не терпели нужды во время нашего путешествия, а мне пожаловал прекрасную одежду, в которой я вполне мог сойти за знатного сеньора. Сикотепека же, напротив, он заставил снять все драгоценные камни, все украшения, что тот носил в волосах, и бусы, которые надевают воины-мешики. Индеец беспрекословно повиновался, не выразив ни малейшего неудовольствия, ибо он так пылал жаждой мести, что для ее осуществления не считал чрезмерной никакую жертву.
Глава XXVIII,
в которой рассказывается о том, каковы были причины, побудившие Кортеса выбрать именно меня, чтобы я сопровождал Сикотепека во Французское королевство, об обещаниях, которые он мне дал, чтобы добиться моего согласия на участие в столь трудном и опасном предприятии, и о строжайшей тайне, которой, во избежание провала, потребовалось окружить все приготовления
Здесь я намерен рассказать, что произошло после того, как дону Эрнану стало ясно, что Сикотепек не примет его доброго совета и не откажется от мщения преступникам, которые убили его родных. Кортес начал обдумывать план, как помочь индейцу, чтобы при этом его не пришлось вновь сажать в темницу, поскольку тот всерьез намеревался ехать в Испанию во имя мщения, осуществить которое он поклялся своим богам. А едва только дело касается этих идолов, которых туземцы принимают за богов, любые доводы разума уже бесполезны, и индейские упрямцы готовы голову себе разбить о стену, лишь бы настоять на своем. В этом смысле клятвы индейцев столь же нерушимы, как и обеты, которые дают христиане. И те и другие готовы пожертвовать жизнью, лишь бы исполнить то, что они обещали, с той разницей, что туземцы Новой Испании считают необходимым скреплять свои клятвы кровью, будучи убеждены, что этого требуют от них те бесы, которым они поклоняются. При этом они наносят себе раны так, что страдают разные части тела — уши, руки, лицо или мышцы, в зависимости от того, перед каким идолом они приносят клятву. В конце концов они оказываются с головы до ног вымазаны кровью — как своей собственной, так и несчастных жертв, которых они режут перед идольским изваянием, так что вид этих дикарей становится мерзок и страшен, а смердят они хуже разложившегося трупа. Именно этот обряд и совершил Сикотепек перед идолом Тецкатепукой, бесом, которого он чтил превыше всех прочих и который якобы оказывал ему особое покровительство.
